Доверчиво глядят в моё окно.
Опять защемит грудь
И в душу лезет грусть,
По памяти пойдёт со мной.
Мне память ворошит, как вместе согрешил
С той девочкой, что так давно любил
Та девочка была, та девочка ушла
Забыть ее не хватит сил
Владимирский централ, ветер северный,
Этапом из Твери, зла немерено,
Лежит на сердце тяжкий груз.
Владимирский централ, ветер северный,
Когда я банковал, жизнь разменивал,
Но не «очко» обычно губит,
А к одиннадцати туз.
И без перерыва, добавив хрипотцы в голос продолжаю:
Бегут, стучат…
Бегут колесики гуськом.
Спешат, хотят,
Пугнуть мальчишечку Сибирским холодком.
А я ушаночку поглубже натяну,
И в свое прошлое с тоскою загляну.
Слезу смахну,
Тайком тихонечко вздохну.
Тайком тихонечко вздохну.
Бегу один,
Бегу к зеленым городам,
И вдруг, гляжу —
Собаки мчатся по запутанным следам.
А я ушаночку поглубже натяну,
И в свое прошлое с тоскою загляну.
Слезу смахну,
Тайком тихонечко вздохну.
Тайком тихонечко вздохну.
Не дожидаясь окончания восторгов и просьб, встал и протянул гитару соседу. Рыга протягивая руку:
— Ну, брат, понимаешь ты душу бродяги, порадовал. Ты, если че…. Ну сам знаешь, — словарного запаса явно не хватает. Как будто мне от него помощь может понадобиться! Ну, не идиот ли?
— А от нас тебе зла не будет, — это он сообщает, повернувшись к своей кодле с угрозой.
— Отойдем? — киваю Рыге в сторону.
— Хочу тебе сказать, — таинственно говорю вполголоса, наклоняясь к его уху, шепотом.
— Я не боюсь!
Рыга отстранившись от меня, мгновение молчит, а потом неожиданно хохочет.
— Спасибо тебе Серега, — благодарит и хлопает по плечу.
— Вот и имя вспомнил, — мысленно отмечаю я.
Рыга, перестав смеяться, задумчиво на меня посмотрел, как будто чего-то решал, озадаченно хмыкнул и пошел к своим. Там уже снова терзали гитару. Вроде старались повторить «Кольщика».
* * *
В последний день мая, закинув опостылевший портфель подальше, переодеваюсь на встречу с Маринкой. Девятый класс закончил естественно без троек. Даже пятерок оказалось больше, чем четверок. Вот мама порадуется. Иду на кухню, чтобы перекусить и неожиданно среди нашей почты обнаруживаю открытку от Соломоныча. Удивленный, пробегаю глазами несколько строк:
«Дорогой Сережа! Давно от тебя не было вестей. Надеюсь, что у тебя все хорошо в жизни и с учебой порядок. С нетерпением ждем тебя. Помни, что в жизни всегда духовное важнее материального. Твой Евгений Соломонович».
— Похоже, Соломоныч с Адой Антоновной переживают из-за моего долгого отсутствия. В скором времени хотят меня увидеть даже без икон, но с песнями, — легко расшифровываю послание.
— Придется на днях собираться в Москву. Надо решить какие песни можно предложить потенциальным покупателям и записать их на кассету, — размышляю.
С появлением Маринки, с Филом у нас окончательно отношения охладились.
— С Филом или без него, но придется брать с собой еще кого-то из ребят. Иначе нам не стащить все приготовленные для Соломоныча иконы, если еще деревенские добавят свои. Значит надо объявлять нашим пацанам о моей предстоящей поездке в Москву, сборе антиквариата и заказов на импорт. Заодно и Маринку приодену. Порадую.
В отношении Фила чувствую какой-то дискомфорт. Не хорошо кидать напоследок старого напарника.
— Пусть тоже едет с нами, — решаю.
Здравствуй долгожданное лето!
