Я в моей голове 4 - [141]

— Разве вы не знакомились при встрече? — не поверил мне комитетчик.

— Сидели сначала в своей компании, ребята выпивали, потом, как это бывает в общаге, стали подходить другие, кто — то оставался, а кто — то уходил. Так и появился этот поляк. Я сидел с гитарой и не смотрел на посетителей. Только этот поляк Болеслав привлек внимания.

— Почему? — Владлен Владимирович заинтересованно подался вперед и вновь уставился мне в лицо, не мигая.

— Во — первых до этого с иностранцами мне не доводилось общаться, во — вторых он хорошо говорил по — русски. Вроде, когда представлялся, назвался студентом — медиком….

— Кто тебя позвал на вечеринку? — неожиданно спросил собеседник, сбивая меня с мысли.

Знакомый прием оперативников, — я мысленно усмехнулся.

— Евгений Дмитриев пригласил и не только меня, а всех наших друзей, — спокойно глядя на него ответил я.

— Почему? — не довольствовался ответом он.

— Почему? — в ответ удивился я. — Мы часто проводим свободное время вместе. Ходим в кино, на танцы или, как в тот раз зависаем в обшаге.

Владлен Владимирович кивнул головой, как бы довольствовавшись ответом и задал очередной вопрос:

— Как возник спор?

— Понятия не имею. Ребята подвыпили и с поляком вышли курить, а когда вернулись уже были сердиты на него. Тот якобы обозвал нас русских оккупантами и фашистами, — вспомнил и рассказал комитетчику.

— Почему ты вступил в спор? — поинтересовался он.

— Мне не понравилось, что иностранец без причин винит Россию и русских в бедах Польши, а другие ребята не смогли ему аргументированно ответить, — пояснил я. — Сам поляк понахватался по верхам, а историю не знает и доказать свою правоту не может.

— А ты, значит, знаешь? — усмехнулся скептически Владлен Владимирович.

— Знаю, видимо, больше некоторых, — пожал я плечами, ответив на риторический вопрос.

— А ты не задумывался, что этот спор возник не случайно, а тебя намеренно втянули в него, — спросил комитетчик неожиданно.

— Зачем? — опешил я и стал вспоминать события того вечера.

Перебрав в уме нюансы спора и припомнив эмоции других ребят, отрицательно мотнул головой.

— Нет, не думаю, — заявил я решительно, — да и кому это надо?

— Если ты не видишь причин, то это не значит, что их нет, — назидательно сказал комитетчик.

— Ага, как же, слышал про черную кошку в черной комнате, — иронично улыбнулся я, намекая, что комитет занимается бесполезным делом.

— Зря ты так! — покачал головой Владлен Владимирович, осуждающе глядя на меня. — Мы знаем, что делаем.

— Неужели этот недалекий Болеслав — агент иностранных разведок? — спросил я, уже не скрывая иронии.

Собеседник многозначительно посмотрел на меня, долго не отводя взгляда, вздохнул, как бы удивляясь легкомысленному студенту и убрал листок в свою папку.

— О нашем разговоре никому не говори. В следующий раз в споры с иностранцами не вступай, а если будут провоцировать уклоняйся. О всех подобных случаях звони, — проинструктировал комитетчик и протянул безымянную визитку с двумя номерами телефонов.

— Молчать, даже если будут клеветать на нашу страну и ее людей? — возмутился я. — А как же активная жизненная позиция советского гражданина и комсомольца?

— Я тебе все сказал, — твердо заявил Владлен Владимирович. — Парень, ты не дурак и, думаю, все понял правильно, — подытожил.

Передвигаясь по коридорам института, я размышлял о прошедшем разговоре. Что это было? Других участников вечеринки опрашивали? И не спросишь прямо, ведь наверняка всех тоже предупредили о молчании. Почему понадобилось три недели, чтобы опросить меня? Кто тот поляк? Чего он добивался? Если это провокация, то чья? Не его же, судя по его уму. Может, зная о его русофобии парня использовали в темную, чтобы проверить настроения студентов? А тут вылез я, весь в белом, хе — хе, такой грамотный и знающий и потоптался на самолюбии и невежестве Болеслава.

Впереди ведь Олимпиада! — осенило. Вполне вероятно КГБ изучает общественные настроения и выявляют неблагонадежных, а я сорвал мероприятие.

Нет, я правильно все сделал, дав отпор русофобу. Все наше общество, в том числе студенческое, напичкано стукачами. Вот если бы на той вечеринке, кто — то, подвыпив, согласился с Болеславом! Вся будущая карьера ученого или инженера насмарку, а среди интеллигенции не мало таких, кто бездумно и следуя моде, как бы образованных и широко мыслящих людей держит фигу в кармане против существующей власти и порядков. Кому нужна провокация против меня? — вспомнил намек комитетчика. А если бы я не вылез и не выступил тогда? Получается, мое выступление нарушило чьи — то планы? Вся подготовка насмарку? Нет, наверняка хотели проверить таким способом настроения студенческой молодежи, — пришел к выводу.

Репортер.

Первого мая сходил со своей группой на демонстрацию. В одной руке держал палку с портретом Суслова, а в другой — веточку с распустившимися липкими листочками и привязанными к ней двумя воздушными шариками. Веточкой надо было размахивать, (жаль, что не портретом) и кричать «ура», выражая свою радость и восторг при виде руководства Ленинграда на трибуне.

Вглядываясь в лица руководителей, нашел нового Первого секретаря обкома, назначенного вместо Романова. В прессе его хвалили, но что должны делать наши идеологи? Не ругать же.