— Парень ты умный. Не задумывался, что Ксенофонтов готовил тебя к чему — то? — начал провоцировать Серов.
— Понятия не имею, — удивленно посмотрел на него. — Он назвал меня своим родственником и предлагал помощь в моих планах. Я прошлой весной ездил с отцом на похороны и наших родственников собралось очень много со всей страны. Упоминались и ленинградцы. Зачем ему это? — вопросительно пожал плечами. — Я пишу песни, хорошие. Людям нравятся. Хотел их зарегистрировать в ВААПе, чтобы официально пели со сцены и рассчитывал на помощь Петра Петровича или Григория Васильевича, но они не помогли или не успели, — грустно признался.
— А откуда узнал про преступника Григорьева? — попытался подловить кагэбешник.
— Это Петр Петрович предложил. Я только слышал от ленинградцев о преступнике, который в городе насилует девчонок и грабит. Даже фамилию не знал. Написал письмо с текстом песни про Ленинград и передал Романову через его родственников. После этого в мой город приехал Петр Петрович и расспрашивал обо мне. Вероятно, тогда он узнал о нашем родстве, а потом сам посоветовал признаться в оказании помощи милиции в задержании преступника, если будут спрашивать люди, типа вас, а для остальных молчать, — ответил я на скользкий вопрос.
Некоторое время он сверлил меня взглядом, а потом спросил:
— Почему же ты официальным путем не пошел, а начал выдумывать какие — то обходные пути?
— Вы не знаете, как трудно пробиться поэту — песеннику через наши бюрократические препоны? — иронично я взглянул на него, подняв голову. — Высоцкий, Окуджава и другие… Вся страна поет и слушает их песни, но неофициально. А я кто? Неизвестный школьник без литературного или музыкального образования. Пытался, разъяснили…, — устало ответил я и вновь уставился в землю.
— Славы хотелось? — улыбнулся ехидно он.
— Не без этого, — кивнул я, — но главное, хотел зарабатывать на творчестве. Еще недавно моя семья жила в бараке на нескольких квадратных метрах, а туалет с водопроводной колонкой располагались в пятидесяти метрах от подъезда. Родители девять лет уже ждали благоустроенную квартиру. Только после приезда в город Петра Петровича наши чиновники засуетились и выделили нашей семье трехкомнатную квартиру. Значит, я все правильно сделал, обратившись к Григорию Васильевичу, — изобразил злость и раздражение.
Еще около часа Серов пытал меня вопросами в различной интерпретации и повторяясь, а я старался логично и убедительно отвечать, и не проколоться в нестыковках. Домой вернулся выжатым, как лимон. Анализируя прошедшую беседу — допрос, казалось я не дал повода усомниться в моей искренности. Обычный студент, недавний школьник, неожиданно заимевший влиятельного родственника, со способностями сочинять и петь, а в остальном, не отличающийся от тысяч других подростков.
Отступление. Андропов и Серов.
— К сожалению источников, передававших сведения Романову выявить не удалось, Юрий Владимирович. Подозрения вызывает его помощник Ксенофонтов Петр Петрович, который появился рядом с Григорием Васильевичем, как раз в то же время, когда тот начал проявлять активность. Кроме этого Ксенофонтов ранее выезжал неоднократно за рубеж, в том числе в капиталистические страны в качестве юридического консультанта от судостроительного завода, числясь в то же время в резерве КГБ. Вероятно, тогда он вышел на информированный зарубежный источник, но не стал докладывать своему куратору, а обратился к своему знакомому еще с войны Романову. К сожалению, каналов для связи с его агентурой не выявлено. Он был скрытен и даже с близкими о своей служебной деятельности не делился, — докладывал Серов председателю КГБ СССР.
Юрий Владимирович внимательно слушал, вертя в руках очки и опустив голову.
— Неожиданно я выявил интерес белорусских сотрудников к этому же делу, — продолжил докладчик, заставив главу всесильного ведомства поднять удивленно голову.
— Они прошли впереди меня почти по всем фигурантам, близким к интересующему нас объекту. Действовали, судя по — всему, неофициально, так как не информировали о своем задании в Ленинграде и за помощью к нашим Ленинградским коллегам не обращались. В период моего нахождения в Ленинграде их уже не было.
— Так, — протянул Андропов. — Значит белорусы? Это интересно….
Задумался и сделал пометку в календаре.
— Выясним, — пообещал. — Окружение этого Ксенофонтова изучили? — поинтересовался, надев очки.
— Он общался лишь с Романовым и подчиненными. Все сотрудники охраны Первого секретаря Обкома и куратор от комитета опрошены. Также я опросил всех работников Обкома и завода с кем, так или иначе контактировал Ксенофонтов, — бодро отрапортовал Серов. — Есть еще племянник, студент первого курса Политехнического института, которого он опекал и планировал, по — видимому, рекомендовать на службу к нам. Тоже опрошен. Все рапорта и документы здесь, — встряхнул папкой.
— Плохо, подполковник, — констатировал Андропов, глядя на подчиненного. — Наработал, смотрю немало, но основную задачу не выполнил. Оставь, что принес. Почитаю на досуге, — кивнул. — Можешь идти, если вновь понадобишься, вызову.