— Во дворах можно найти, — я кивнул на арку при входе в наш двор. — Мороженного не хотите? — протянул ему второй батончик.
Разместились с ним на той же лавочке, где в августе встречался с Иваном.
— Светлана Викторовна сообщила вам о нашей беседе? — начал он разговор.
— Да, — односложно ответил я, приступая ко второму мороженному, от которого он отказался. — Вы ведь не предупреждали, чтобы она молчала, а я не посторонний для нее.
— Понятно, — кивнул кагэбешник. — Тогда я задам те же вопросы. Какие у вас были отношения с Ксенофонтовым Петром Петровичем и Романовым Григорием Васильевичем?
— Вы, Виктор Андреевич не могли бы называть меня на «ты»? А то, как — то неудобно себя чувствую — все — таки у нас с вами существенная разница в возрасте и положении…, — предложил я.
Он остро посмотрел на меня и нехотя кивнул:
— Вообще — то я привык с уважением относиться к собеседнику, но если просишь, то пожалуйста. Итак, …?
— С Романовым у меня никаких отношение не было и быть не могло. Где я и где Первый секретарь Обкома? Только один раз Петр Петрович пригласил меня на рыбалку, а потом туда подъехал Григорий Васильевич. Дядя же работал у него каким — то помощником в Общем отделе.
С Петром Петровичем мы оказались родственниками по отцовской линии. Он был у нас с тетей в гостях и часто приглашал меня к себе. Вероятно, ему было скучно жить одному, и он взялся меня опекать. Интересовался моими успехами в учебе и увлечениями, — рассказал я с перерывами на мороженное и без подробностей.
Посмотрел на собеседника, ожидая других вопросов.
— Он что — нибудь рассказывал о себе, о службе, о работе? — поинтересовался Серов.
— Простите, Виктор Андреевич, — повернулся к нему. — Вы не могли бы показать свое удостоверение?
— Пожалуйста, — без удивления он достал красную книжицу с золотистым гербом и буквами «КГБ СССР» и раскрыл ненадолго.
Я уловил только — подполковник Серов Виктор Андреевич, начальник отдела… Кивнув головой, проводя взглядом документ, который толком не прочитал.
— То, что Петр Петрович когда — то служил в органах точно не знал, но подозревал, — признался я. — Про то, что он участник войны и имеет многочисленные награды узнал только на его похоронах. Когда мы с ним познакомились, он сообщил, что работает на судостроительном заводе, но должность не называл, а потом сообщил, что перешел в Общий отдел.
— Почему ты подумал про органы? — вновь остро взглянул на меня собеседник.
— Не знаю, — я сделал вид, что задумался. — С военной выправкой, как и вы. Скрытен, но общителен. Все про меня узнал, когда ездил на мою родину. Хороший собеседник, но о своей работе никогда не рассказывал. Еще на родине меня ранее судимые знакомые предупредили, что он похож на «цветного» — сотрудника органов, но не уточняли МВД или КГБ. К тому же он сам сообщил, что я по каким — то качествам подхожу для службы в КГБ и меня, вероятно, вызовут на собеседование.
— С кем он еще общался? — поинтересовался Виктор Андреевич.
— Не знаю, — пожал плечами я. — После того, как я подрался и повредил руку, он познакомил меня с Иваном, не знаю фамилии и сказал, чтобы по всем жизненным проблемам связывался с ним, если не смогу выйти на него самого. Иван, скорее всего из КГБ, так как показал, как уходить из дома незаметно через чердак, передал телефоны для связи и другие специфические сведения. Для чего мне это не знаю, не спрашивал и никогда не пользовался. Он же порекомендовал поставить квартиру под охрану в милиции….
— Та — ак, — протянул собеседник и задумался.
— Тогда на рыбалке, о чем говорили в присутствии Романова? — последовал очередной вопрос.
— Они смеялись над моим уловом и аппетитом, — я, «вспомнив», улыбнулся. — Расспрашивали о моих планах после школы. Просили спеть песни, которые я сочинил, но больше говорили между собой, я не прислушивался. После этого Петр Петрович предложил мне переехать в Ленинград и закончить десятый класс в Ленинградской школе. Я согласился, так как хотел заниматься боксом у настоящего тренера и поступить на подготовительный факультет института, но этого не потребовалось — школа, расположенная рядом с домом, оказалась сильной в плане подготовки.
— Откуда ты узнал про президента, который мочился на шасси во время торжественной встречи? — показал он осведомленность.
Я сделал вид, что смутился и с неловкой улыбкой ответил:
— Слышал по «голосам». Не помню только, про президента какой страны там говорилось. Из Южной Америки или Африки… Вроде, та страна выбрала социалистический путь развития, — я наморщил лоб, якобы вспоминая. — Половина страны слушает…, — попытался оправдать недостойный комсомольца проступок в прослушивании враждебных радиопередач, предположив, что подобное «признание» повысит ко мне уровень доверия у собеседника.
— Нехорошо, — мотнул головой он, но за стеклами очков заметил насмешку. — Значит, больше никого из знакомых Ксенофонтова ты не знаешь? Может он кого — то опасался? Высказывал тревогу?
— Нет. Говорю, что он был скрытен. Даже меня упрекал за то, что стоило приехать, как попал в больницу, в драке получив сотрясение мозга, а он может ходить в любое время в разных местах и никто к нему не пристает, — ответил я правду.
