Я в Лиссабоне. Не одна - [86]

— Изабель! Что ты! Я считаю, мне повезло. Чудесный день! Мне было здорово! Знаешь, на самом деле, интересно, как это вам с Ингрид удается дружить. Ведь вы очень разные, это заметно. Вы так спорили!

Изабель улыбнулась:

— О, мы часто спорим, да! Ингрид — заядлая социалистка. Когда мы спорим о политике — со стороны это, наверное, очень смешно… но она очень славная.

Он отошел к окну, отдавая должное последней в ряду мазне с ярко-желтым яичным желтком по центру.

— Интересная игра цветов, — высказался Котов. Изабель рядом покорно кивнула. Его взгляд скользнул за окно. Внизу голубел бассейн. Обнаженный Венсан сидел в одном из шезлонгов, вольно раскинув руки. У его ног на корточках сидела Бьянка, напряженно работая совершенно заполненным ртом. Ее левая ладонь механически поглаживала живот юного эллина. Ингрид, чуть склонившись со своего кресла, жадно внимала процессу. Сверху была видна заколка в виде бабочки на макушке Бьянки.

— Твоя племянница, между прочим, все время молчала, — заметил Котов, — не принимала участия в беседе.

— Бьянка очень застенчива, — пояснила тетушка, отвечая лучистым взглядом, — в компании ей нужно привыкнуть к незнакомому человеку.

— Это понятно, — согласился Котов, — понятно… хотя… говоря откровенно, сразу и не скажешь, что она твоя племянница. Ты гораздо интересней, гораздо.

— Она меня моложе на 18 лет!

— Ты — женщина высокого класса, — сказал Котов строго, — я же вижу. Для такого класса возраст имеет второстепенное значение. Вот смотри, Катрин Денев сейчас даже более желанна. для многих молодых людей.

— Ты думаешь?

— Думаю. Из вас троих ты — самая интересная, поверь.

— Альбер, правила приличия вовсе не требуют от тебя говорить столько комплиментов. этого не требуют даже правила клуба, где работает Венсан.

— Слава Богу, — Котов надвинулся на катрин-денев-тещу рдеющим лицом, — слава Богу, я там не работаю. Честно говоря, я полагал, что работа Венсана — секрет. Но я ему признателен.

— Конечно, секрет. Полишинеля.

— Нет, правда, я ему признателен за этот день. — Котов овладел левой кистью катрин-денев-тещи и, повернув ее ладонью к себе, вдруг осознал, что повторяет движения Венсана. Belle Maman уступила ладонь без сопротивления. Она выглядела смущенной и как будто все искала нужную фразу:

— Альбер! Я все хотела. хотела спросить. Вы действительно совсем не знаете. Венсана?

— Не знаю, это правда! Кстати, а сколько ему лет?

— Могу сказать довольно точно — 19.

— Ничего себе, — Котов потер себе темя, — я думал, все же побольше. Совсем мальчишка.

— Дело не в возрасте. дело в другом.

— А в чем?

Но катрин-денев-теща, мягко высвободив кисть, отошла к противоположной стене, где наряду с картинами имелась и книжная полка. Оправив свитер и прическу, произнесла с некоторой торжественностью:

— Ладно, не будем об этом… все… Альбер, я хочу подарить тебе этот альбом. Будешь вспоминать об этом дне, о моем доме.

На глянцевой обложке с видом горной деревни значилось «Alpes Maritimes — mon amour», «Приморские Альпы — моя любовь». Альбомчик был карманного формата, что особенно радовало. Котов сообразил, что получает повод выказать горячую признательность. За все. Он снова надвинулся и, аккуратно сграбастав тетю Изабель, нашел губами ее теплую шею. Между поцелуями он бормотал: «Merci, merci!» «Ну что вы, Альбер!» — отвечала Изабель слегка удивленно. Выражение благодарности затянулось, становясь все более настойчивым. Котов оставил уставшую от поцелуев шею тетушки — которую не нашел увядающей, — поскольку почувствовал, что созрел для большего. Крохотная заминка (он опустился на корточки) дала повод для быстрого самоанализа. Он осознал, что ведет себя как банальный обольститель из полузабытого фильма. Но его азарт и возбуждение были неподдельны. И, кажется, одним из источников было впечатление от стиля Венсана, его замашек. Изабель философически сдержанно отнеслась к тому, что молодой художник нашел под свитером ее в меру выпуклый живот и поцелуями выразил к нему почтение. Но когда Котов стал судорожно расстегивать ее белые брюки, нетерпеливо их дергая, она произнесла ожидаемое:

— O, mon Dieu! Альбер, что вы делаете?!

Далее этого, впрочем, протест не пошел. Котов с пылающей физиономией спустил Belle Maman брюки до полных колен и жадно припал к обнаженным местам. Потом развернул мадам к себе задом. Роль, намеченная ему Венсаном, оказалась впору. Изабель еще пару раз повторила свое «о, mon Dieu!», когда русский художник порывисто принялся лобызать ее ягодицы. Но когда он, жарко дыша, повел себя еще более радикально, она почему-то замолчала. Мягкая своевременная покорность, проявляемая гранд-дамами, всегда покоряет более, чем их пасмурное чувство достоинства. Котов даже позабыл о наставлениях опытного друга — настолько он был захвачен процессом. Изабель была при этом достаточно сдержанна, но по ее отрывистому дыханию он мог догадаться, что процесс не лишен приятности и для нее. Десятью минутами позже они очутились на одном из диванов, уместившись чудом — лицом к лицу. Изабель так и не избавилась от джемпера, задранного до подмышек.

— Ты просто класс! — пробормотал Котов, сжимая ее спину и тут же сознавая, что говорит по-русски. Но она улыбнулась. Может, поняла последнее слово.