«Я в Берлине. Сидоров» - [18]

Военные машины, грузовики и танки эшелон за эшелоном проходили мимо, погружая их в облака пыли, но они как будто не замечали этого. Такое зрелище даже бессердечного человека не оставит равнодушным.

Л. Э. Николлс, подполковник авиации, Королевские ВВС

19 июня 1944

Если сегодня в Нормандии находится ваш брат, или муж, или ваш любимый, есть большая вероятность, что где-то во Франции ваше имя написано вдоль одной из пыльных дорог, на грузовике, бульдозере или на цистерне; просто имя, аккуратно выведенное краской, возможно, на лобовом стекле или на крышке бака. Чаще всего это простые имена — «Мэри», «Единственная Хелен», «Джой», «Глэдис» и тому подобные.

Но встречаются и другие надписи, чаще всего, пожалуй, фраза, которая неизменно вызывает улыбку на лицах военных. Это фраза, смысл которой не поймет никто, кроме британца. Ее видишь повсюду. «Сомневаешься — выпей чаю». Она, конечно, встречается в разных вариациях. Мне попался грозного вида внедорожник, размером с небольшой дом, с надписью «Чаевники из Клапама». На перекрестке, где руины домов свидетельствуют о том, что это место было подвергнуто атаке противника, черная надпись на желтом щите: «Если вам захочется попить чайку, не делайте этого здесь, могут и убить». И вот на этом перекрестке, как и на большинстве перекрестков Франции, стоит человек, которого еще только вчера можно было видеть на вашей Хай-стрит, военный полицейский, выполняющий великую миссию — он контролирует, должно быть самые загруженные в мире, дороги.

Гай Бьям

19 июля 1944

Когда мы перелетели на другую сторону Ла-Манша, я видел огромные всполохи огня из тяжелых орудий Военно-Морских сил. До чего же крутые парни эти ребята из Военно-морских сил. Они умеют задать жару противнику. Мы видели, как они стреляют на поражение, когда пролетали над побережьем, направляясь к Кану. Огромные столпы дыма и пыли взмывали над городом и поднимались на тысячу футов над землей после страшных взрывов, учиненных ВВС и ВМС Великобритании и «Мародерами»[22] из Девятой воздушной армии ВВС США. Я знаю, что рискую показаться безумцем, но все же скажу, что солнце, пылающее сквозь эту завесу дыма — жуткое, но и прекрасное зрелище. Сначала страшные разрушения внизу разглядеть было невозможно. Но скоро я их увидел. Деревья и живые изгороди были как будто срезаны гигантским плугом. Бомбы союзников отрезали немцам дорогу от их оборонительных сооружений. Да и артиллерия союзников тоже внесла свою лепту. Никогда, даже в День высадки, не видел я ничего похожего. И наша артиллерия непрерывно выпускала на город снаряды, попадая точно туда, где было больше всего немцев.

Мы уже были почти внутри огненной завесы. Фрицы, должно быть, опираясь на опыт предыдущих атак, теперь вели заградительный огонь. Вот что забавно: зенитный снаряд, когда взрывается, похож на большую волну мягкого черного шелка, как будто это плод воображения Уолта Диснея. И только когда ты слышишь «умф», ты понимаешь, что снаряд совсем не такой уж и мягкий. Этот «умф» для меня звучит, как «Иди домой!» Но ты не уходишь, ты продолжаешь продвигаться вперед под бомбежкой. Не успели мы влететь в огненную завесу, как ближайший ко мне справа самолет получил удар прямо в топливный бак. Из него вырвались языки пламени. Потом он взорвался. Хвостовой стрелок сказал, что видел, как от самолета отделились несколько парашютов. Я был безумно рад это слышать, потому что все эти ребята мои близкие друзья. Затем мы стали прорываться. Шесть раз пролетали над снарядом прямо во время взрыва. Немцы наносили удары со всех сторон и пробили в нашем самолете несколько дыр. А затем наши бомбы, сброшенные на землю, на которой продолжали упорствовать фрицы, завершили атаку.

Джон Нидегер, первый лейтенант, Девятая воздушная армия ВВС США

19 июля 1944

Особенных результатов мы не добились — нам удалось продвинуться всего на пять миль в узком секторе. Ворота в Париж и Рейн еще были заперты, но и замки и щеколды дрожали под натиском союзников, и каждый новый удар теперь угрожал выбить их окончательно. В Кане и Сен-Ло союзники планомерно высвобождали плацдарм для маневрирования, и затянувшаяся борьба в этом районе, где поля чередовались с лесом, подходила к концу.

Исход операции теперь не вызывал сомнений. Сможет ли Роммель удержать британские бронетанковые войска на открытой территории, не допустив их к Орну и в то же время противостоять натиску американцев, пытающихся захватить Сен-Ло? Если не сможет, это поставит под угрозу всю германскую армию во Франции. И серьезные опасения немецких старших офицеров полностью подтвердились 20 июля, когда сразу после сдачи Сен-Ло и атаки в Орне было совершено покушение на Гитлера.

Напряжение дало себя знать. Период отчаянных боев за каждую деревню, ферму или холм и за каждую сотню ярдов практически кончился. Немцы все еще уверенно удерживали свои холмы, но это была «борьба за выживание». Все шло к тому, что союзники вот-вот окончательно выбросят немцев с завоеванных позиций. Это будет одно из самых значительных сухопутных сражений в истории. Вся Франция замерла в ожидании, скрывая волнение под видимой покорностью судьбе — да, вся Франция, за исключением маленького кусочка Нормандии, в котором бои уже отгремели. Здесь, у побережья, жизнь постепенно входила в нормальное русло. А в небольших бытовых эпизодах, нельзя было не почувствовать благодарность за освобождение, которого с таким нетерпением ждали Франция, Голландия и Бельгия после долгих лет отчаянья и надежды.