Я убийца - [18]

Я просыпаюсь. Глаза открывать не хочется. В голове только одна мысль: «Надо же, Макс, ты все еще жив! Как жаль. Старуха с косой снова прошла стороной. Интересно, чем ты ей так насолил?».

— Все, что Бог ни делает, все к лучшему.

Открываю глаза и вижу: сидит он и читает маленькую книжицу, похожую на молитвенник.

— Опять ты?! Я же вроде ясно сказал, чтобы ты убирался ко всем чертям вместе со своими проповедями!

Отец Петр спрятал книгу в карман.

— Я-то уйду, а с кем останешься ты?

— Лучше одному, чем с тобой!

— Ты и так один, разве не видишь? Я тебе не друг и уж тем более не родственник. Так что можешь не беспокоиться за свое одиночество: я ему не помешаю. Наслаждайся!

— Тогда чего приперся? Что тебе от меня надо? Хочешь подачки для своего Бога? Так не получишь! Хочешь, чтобы я тебе душу изливал? Не будет этого!

— Ну, что же. Значит, время еще не пришло. Ладно, зайду попозже. Отдыхай, — он не спеша поднимается, достает свою книжицу обратно из кармана и кладет рядом со мной на тумбочку.

— Забери свою макулатуру с собой!

Но он только улыбается в ответ на мою грубость и молча выходит из палаты.

Темно-фиолетовая книжечка в мягком виниловом переплете с золотым крестиком посередине обложки сиротливо лежит на тумбочке несколько дней, прежде чем я все-таки обращаю на нее внимание и беру в руки. От нечего делать я с презрением просматриваю написанное в ней и не могу понять, в шутку или всерьез странный священник оставил мне это для размышлений. Но я прочитываю ее за пару дней и затем перечитываю еще раз. А потом обнаруживаю себя сидящим над ней с карандашом и подчеркивающим то, чему учил Бог. Раньше я думал о нем по-другому. Теперь я уже не гневаюсь на него за то, что он не вмешался в тот роковой день в наши судьбы, теперь я понимаю, чему он учит и чего требует.

— Сколько славилась она и роскошествовала, столько воздайте ей мучений и горестей. Ибо она говорит в сердце своем: «сижу царицею, я не вдова и не увижу горести!». За то в один день придут на нее казни, смерть и плач и голод, и будет сожжена огнем, потому что силен Господь Бог, судящий ее[1].

Обвожу изречение, а перед глазами стоит адвокат той стервы, пеняющий мне на то, что я виноват в смерти какой-то жалкой псины. Зубы от злости впиваются в карандаш, он похрустывает, я читаю дальше.

— И поражу Еламитян страхом пред врагами их и пред ищущими души их; и наведу на них бедствие, гнев Мой, говорит Господь, и пошлю вслед их меч, доколе не истреблю их всех[2].

Только много позже я узнаю о том, что произошло на самом деле. А сначала будет суд, на котором меня постараются выставить идиотом, виноватым в смерти собственной семьи. Потом будут продажные свидетели, купленный судья и знакомый прокурор, считающий себя вершителем судеб, потому что в нашей стране любой чиновник чувствует себя маленьким царьком. Но пока все это только накапливается в моей душе и в моей голове. Пока я только обвожу понравившиеся изречения в книге, которую люди написали больше двух тысяч лет назад.

— Кто вдали, тот умрет от моровой язвы; а кто близко, тот падет от меча; а оставшийся и уцелевший умрет от голода; так совершу над ними гнев Мой[3].

Поднимаю глаза, смотрю на потолок. Когда-то я считал маленькие дырочки в «Армстронге», лежал овощем на койке, а рядом со мной Анночка вытворяла такое с санитарами, что и вспоминать противно. Теперь кости срослись, раны затянулись, боль тревожит только при смене погоды, даже зрение вернулось, и вместо старых ощущений и чувств возникают новые — ярость и ненависть, которые тлеют пока маленькой искоркой где-то глубоко внутри.

— Возмездие за грех — смерть[4].

Зачитываю вслух, подчеркиваю, ставлю на полях три восклицательных знака и закрываю книгу. Интересно, для этого он оставил мне это писание? Или я увидел в нем только то, что жаждал увидеть? А может, он просто хочет, чтобы я вернулся в реальность? Может, он хочет сделать меня прежним? Ну, уж нет! Переламываю большим пальцем зажатый в кулак карандаш и отшвыриваю его в сторону.

Скажи они мне тогда, что виноваты, что просят прощения, что готовы понести наказание, что раскаиваются, и все могло сложиться иначе. Не только для них, но и для меня. Но они не сомневаются в своей правоте, пребывая в слепой уверенности в том, что все остальные — лишь грязь под их ногами, тогда как они сами — короли жизни и хозяева положения. Мое мнение кардинально иное.

Глава XV

Нередко умное решение проблемы возможно только после ряда серьезных ошибок.

В. Зубков

8 апреля 2015 года. Четыре дня до Пасхи. 17 часов 17 минут.

В кабинет ввели изрядно потрепанного человека. Нет, он не был избит — он был просто измучен. На вид парню было лет тридцать с лишком, на деле — всего двадцать шесть. Видно, судьба его не баловала. Казалось, что он вообще не понимает, что происходит и зачем его сюда притащили эти «полицаи». Из-под расстегнутой ветровки торчала помятая майка, на ногах были темные джинсы и пыльные, с потертыми носами ботинки, образ дополняли взъерошенные волосы, красные из-за полопавшихся капилляров, опухшие глаза и небольшая щетина. Все это грузно опустилось на стул перед следователями. Задержанный крутил головой, словно цыпленок, ерзал на сидении, вглядывался в расположившихся пред ним людей. Было ясно, что алкоголь еще туманил его разум, из-за чего подозреваемый, когда его представляли следователям, только нервно кивал головой.