Я пришла в себя от отвратительного запаха. Жуткая вонь! Запах бил в нос так резко, что хотелось чихнуть.
Я открыла глаза и увидела потолок. Обычный белый потолок, правда с богатой лепниной по краю. Ни темного мрачного зала, ни моего мучителя не было. Это что же получается, я упала без чувств? И хорошо так упала… Надолго. Во всяком случае, меня точно переместили, а я и не почувствовала ничего.
Немного повернув голову, я встретилась глазами со склонившейся надо мной немолодой человеческой женщиной. Та держала в руке небольшой пузырек из темного стекла, которым водила у меня перед лицом. Я громко чихнула. Ну и гадость же суют мне под нос!
– Нюхательная соль, – в ответ на мой немой вопрос пробурчала женщина и убрала, наконец, пузырек от моего лица. По ее тону трудно было понять, как она ко мне относится. – Надо же было привести тебя в чувство.
Надо? Я вот совсем не была в этом уверена, потому что вместе с чувствами вернулось и понимание того, какая незавидная доля мне теперь уготована. Нахлынули воспоминания, от которых щеки запылали. Сейчас, здесь, все, что произошло в ритуальном зале, казалось мне еще более постыдным. Но еще хуже было то, что мне это было приятно. Гадко, отвратительно, но приятно.
А потом сердце сжала ледяная рука страха. Я вспомнила последние слова темного: «Кто тебя ко мне подослал?». И звучали они точно недружелюбно…
Женщина на мгновенье повернула голову, ставя пузырек с нюхательной солью куда-то над моей головой, и я увидела вытатуированный на ее щеке узор. Метка слуги темных.
К обладателям таких узоров в городе относились двояко. С одной стороны, они не были свободными людьми, и поэтому в человеческой иерархии занимали самое низкое место. С другой – их побаивались. Как и к любому другому своему имуществу, к слугам темные относились ревностно. Обидишь такую – того и гляди получишь крупные неприятности. Лучше не связываться…
Пока служанка темного перебирала что-то, звякая стеклом, я украдкой огляделась. Комната, куда меня принесли, была большая, но уютная. Светлые, почти белые стены с едва заметным рисунком, янтарно отсвечивающий пол. Высокий шкаф со строгими дверцами, рядом большое зеркало от пола до потолка в тяжелой резной раме. Еще одно зеркало, поменьше, над чем-то вроде столика, заставленного коробочками и склянками. Небольшая кровать, застеленная белоснежным бельем, даже на вид мягким и приятным, пара изящных стульев и диванчик, на котором, собственно я и лежала, укутанная в мягкую накидку из дорогой шерсти, явно принадлежавшую темному. Надо же! Не побрезговал укутать грязную дворовую девчонку в дорогую вещь. Впрочем, кто знает. Может, как только ее с меня снимут, он прикажет ее сжечь. У богатых свои причуды. Хорошо живут, раз даже рабыню по соглашению помещают вот в такую вот роскошь, что мне и во сне не снилась.
– Тебе нужно принять ванну и переодеться, – женщина оставила в покое свои склянки и, приподняв мои волосы, окинула меня оценивающим взглядом.
На ее лице явно читалось сомнение: точно ли получится из этого сделать что-нибудь более или менее привлекательное. Но ей хватило такта не сказать об этом вслух.
– А потом я попытаюсь привести тебя в порядок, – сказала она и вздохнув, добавила: –Думаю, это будет непросто…
Нет, все-таки такта не хватило.
– Поторапливайся! Через два часа ты обедаешь с господином, и лучше бы к этому времени тебе быть во всеоружии.
«Лучше бы к этому времени мне умереть!» – с горечью подумала я, но, кажется, договором такой вариант не предусмотрен. Я поднялась с дивана, слегка покачнулась, так что мне пришлось опереться на руку женщины, и нетвердой походкой пошла туда, куда она мне указала.
За эти два часа женщине и вправду удалось сделать невозможное. Все это время она не особенно заботилась о том, чтобы хотя бы казаться тактичной. Она выливала на мои волосы горячую воду, омывала их ароматными травами и маслами, не переставая ворчать:
– Волосы густые, они бы могли украсить любую женщину, если бы не висели как пакля. Лучше укоротить их вдвое и достойно ухаживать, а не превращать в такое вот уродство…
Посмотрела бы я на нее, если бы она жила моей жизнью! Когда даже на то, чтобы пройтись гребнем по волосам и переплести косы, не каждый вечер хватает сил. А обрежешь – соседки тут же начнут судачить: «Никак Мирая по древнему ремеслу пойти собралась!». И мерзко при этом хихикать.
– Тело красивое, – не унималась служанка темного, – да только чересчур худосочное и тонкое. Господин любит женщин крепкого сложения, они выносливее… Если ты понимаешь, о чем я.
Я не понимала. Но от этого ее «выносливее» мне становилось жутковато. Что еще мне предстоит выносить?
– Грудь неплохой формы, но могла бы быть и побольше. Слишком много лишней ткани в лиф пойдет, – продолжала недовольно бурчать она.
Неужели совсем недавно я считала себя привлекательной? Даже красивой! Восхищенные мужские взгляды и завистливые женские говорили мне об этом лучше всякого зеркала.
А теперь за какой-то час эта женщина с татуировкой на лице переменила мое мнение о себе полностью. Невзрачная. Худосочная. Неухоженная…
