Степь да степь кругом! Назойливый мотив, неизвестно откуда взявшийся, крутится в голове, и от этого становится еще страшнее. Хотя как может быть еще страшнее человеку, который стоит неизвестно где на краю света, кругом куда ни кинь взгляд все та же безрадостная картина: серая степь, растрескавшаяся земля, засохшая трава, и даже небо кажется серым, а солнце на нем — блеклым пятном. Но самое главное, Анжелика и понятия не имеет, как тут оказалась. И вообще, где находится это «тут».
Клубы пыли вздымаются вдали. Черт! Неужели ей повезло, и в этой бескрайней пустыне может кто-то быть?
Хотя, кто знает, повезло ли. «Кто-то» запросто может оказаться хищником если зверь или разбойниками если человек. И вообще, тому, кто вдруг непонятным образом оказался в непонятном месте, рассчитывать, что события будут развиваться благоприятно, вряд ли стоит…
От Анжелики ничего не зависит. Если то, что сейчас движется ей навстречу, плохое, прятаться все равно негде. Да и бежать особо некуда. Так что остается лишь обреченно ждать и стараться не терять надежды.
Облако приближалось, и через какое-то время Анжелика смогла рассмотреть: все-таки это зверь, чем-то отдаленно напоминающий лошадь, но, пожалуй, чуть более приземистый и неуклюжий. Хотя, кто знает, может лошадь и есть, просто такая порода. А еще у этого зверя есть горб. А может, и не горб. Может, это всадник, плотно прижавшийся к мощной спине.
Еще несколько минут, и стало понятно: точно всадник. А вот чего от него ждать — по-прежнему неизвестно. Наверное, лучше не ждать ничего хорошего.
Всадник приблизился. Анжелика рассматривала его жадно, и за пару секунд надежда несколько раз сменялась отчаянием и возвращалась опять. Конь похож на коня лишь телом: мускулистые ноги, копыта, широкий круп. А вот морда совсем не лошадиная. «С лица» животина — вылитый дракон, какими их изображают китайские мастера. Но рассматривать диковинного зверя ей было недосуг: вряд ли он представляет какую-то опасность, в отличие от седока.
Это был мужчина, молодой. Лет двадцати пяти, не больше. А учитывая условия жизни — тусклое солнце, промозглый ветер, может, и моложе. Одежда — черный плащ с капюшоном. И ткань очень странная. При всем разнообразии современной текстильной промышленности такой она не видела — словно сияет мелкой россыпью звезд. Легкая, почти невесомая — но совсем непрозрачная. Будто парень взял да и укутался в звездное небо. Как бы высокопарно это ни звучало, но более точного сравнения она бы подобрать не смогла.
Он ловко спрыгнул с коня — да, проще называть это существо конем, — и молниеносно приблизился. Лицо — суровое, как героя боевика, и взгляд тяжелый, оценивающий. Почему-то Анжелика не сомневается: прямо сейчас, в эту секунду он решает: оставить ее в живых или не стоит. И — это она почувствовала особенно остро — явно склоняется к последнему.
— Ты кто такая? — голос у него тихий. Он говорит не по-русски, но почему-то она его понимает. Хотя вроде бы знает точно: этот язык она не учила. — Как ты здесь оказалась?
— Я… я не знаю, — только со второй попытки получилось ответить. Голос пропал.
Нет, это было не совсем правдой. На самом деле она догадывалась, как и почему оказалась здесь.
Только вот как объяснить это сыну степей, не представляла даже приблизительно. Потому что объяснение должно было начинаться приблизительно так: что вы знаете о квантовой физике?
* * *
— Что вы знаете о квантовой физике? — почти любое застолье, в котором принимал участие ее отец, начиналось с этих слов.
Впрочем, застолья, встречи с друзьями, да и все, что можно было хоть как-то назвать отдыхом, с ним случалось нечасто. Все его время занимала работа, жутко засекреченная работа в жутко засекреченном отделе довольно невзрачного и простенького НИИ.
О своей работе он не рассказывал ничего, никаких подробностей: ни чем занимается, ни что из этого может получиться.
Зато возможностями современной науки он восхищался искренне, громко, говорил о ней с восторгом, но исключительно общими фразами. Так, что, дожив до двадцати двух лет, Анжелика так и не выяснила ответа на вопрос: «Чем занимаются твои родители» и пользовалась заученной еще в детстве фразой: мой папа ученый.
А мама… мама умерла почти сразу, когда дала ей жизнь. Тяжелые роды.
Отец после не женился. Ну и работу не бросил — пропадал на ней почти постоянно, а Анжеликой занимались сменяющие друг друга няньки. Большинство из них были очень даже ничего, и к ней относились хорошо.
Даже, пожалуй, слишком хорошо — закармливали вкусняшками, развлекали, а еще все как одна начинали готовить «на всю семью», хоть это и не входило в обязанности. Чтобы вернувшийся после трудов праведных молодой, перспективный и, надо сказать, весьма симпатичный ученый не голодал.
И все как одна они были хороши собой.
