Я тоже тебя люблю - [16]

— Доброе.

Моника замерла и стала внимательно рассматривать его лицо, чтобы запомнить каждую черточку. Густой соболиный чуб, выбившийся из-под шляпы и разметавшийся по лбу. Такой же темно-коричневый цвет бровей и длинных густых ресниц. Светло-серые глаза с крохотными брызгами голубизны и черным ободком. Щетина, усиливающая и без того жесткие складки у рта. Четко очерченные губы, тут же напомнившие о мимолетном поцелуе, дразнящей и нежной ласке, которую так хотелось бы почувствовать вновь.

— У меня нос не съехал на сторону? — поинтересовался Стив.

Она покраснела. Глазеть, оно и значит глазеть в любой культуре. Не очень-то это прилично. И чего уставилась на человека вытаращенными глазами? Ничего удивительного, что он насторожен. Впрочем, когда Стив рядом, ей тоже становится как-то не по себе.

— Вообще-то, да, — попыталась она отшутиться. — Малость смотрит вбок.

— Первый мой мустанг сбросил меня. Пострадали нос, два ребра и моя гордость.

— И что ты делал потом?

— Дышал через рот и учился ездить верхом. Для городского мальчишки стал не так уж плох в седле.

— Ты рос в городе?

Стив опять проклял себя за длинный язык, но вовремя вспомнил, что многие нынешние ковбои начинают жизнь на асфальтовых мостовых. Что поделаешь, если у родителей плохой вкус в выборе места жительства!

— Первые пятнадцать лет. В Оклахома-Сити. А потом мама умерла. Папа женился снова, мы перебрались на ранчо.

Монике хотелось спросить, где его отец теперь, но она заколебалась. А прежде чем сумела вспомнить, принято ли у американцев интересоваться родственниками, Стив уже начал что-то говорить про Луг. Разговор был переведен надругую тему так резко, что Моника невольно подумала, а не запретна ли тема родственников у ковбоев? Хотя, если так, почему же Джек охотно распространяется о своей семье?

Высветленные солнцем глаза Стива отвлекли ее, заставив забыть о возникшем вопросе. Она привыкла к людям с глазами от темно-коричневого до абсолютно черного цвета. А эти светлые просто завораживали. В них были не только крапинки голубого, но теперь на солнце появились еще и зеленые искорки.

— …Как думаешь? — спросил он.

Моника вдруг поняла, что опять таращится.

— Извини. Я тебя не слышала.

— Это, наверное, горная сойка разбойничает, — сухо сказал он, прекрасно понимая, что она отвлеклась из-за него самого, а не из-за пронзительно верещавшей птицы.

— Что ее привлекло?

— Еда, которую она ворует. Сидит себе на сосновой ветке у хижины и ждет, когда ты повернешься спиной к куску хлеба.

Моника рассмеялась. Стив почувствовал, что жемчужная россыпь ее смеха проникает в него, как тепло солнечных лучей. Никогда еще искушение прильнуть к ее губам не было так велико. Слегка приоткрытые, они блестели от прикосновения языка, алели от пульсирующей под кожей жизненной силы. Впиться в них так упоительно! Он почти ощутил, как это было бы, — мягкость тела под его ладонями, теплое дыхание у рта…

Моника поняла, что Стив напряженно смотрит на ее рот, и почувствовала внезапную слабость. По коже пробежали мурашки. Ей хотелось знать, о чем он думает, чего желает, помнит ли тот единственный краткий миг, когда его губы касались ее губ?

— Стив…

— Вот он я, — сказал он хриплым низким голосом.

— Это не грубо, спрашивать о чем ты думаешь?

— Да нет! Вот только ответ может потрясти тебя до самых маленьких пят.

Она сглотнула.

— Ой!

— Давай лучше яспрошу, о чем ты думаешь?

— Нет! — испугалась она, широко раскрыв от ужаса аметистовые глаза. — Я… э-э… я не… — И попыталась отвести взгляд от чуть кривой улыбки Стива. Но тщетно. — Я не думала. Я просто удивлялась.

— Чему же?

Сделав глубокий вдох, Моника выпалила:

— Как может твой рот быть таким твердым на вид и таким бархатным на ощупь.

От бешено забурлившей крови у него на висках заметно забились жилки. Вот почему он старался держаться подальше от Моники. Вот почему не мог быть вдали от нее.

— А мои губы были как бархат? — тихо переспросил он.

— Да, — прошептала она.

И, прежде чем окончательно лишилась дыхания, почувствовала новое прикосновение его губ.

— Удостоверилась?

— М-м-м.

— Это означает «да»? — Стив легонько коснулся ее рта снова. — Или «нет»?

Моника стояла и боялась пошевелиться.

— Да, — вздохнула она наконец.

Стиву пришлось крепко сжать кулаки, чтобы сдержаться, не схватить девушку в объятия. Не сгреб ее тут же в охапку только потому, что испугался собственной бешеной страсти. Не было сомнений — Моника хотела его поцелуя. Но ведь и никак на него не ответила! Он напряжен, готов на все, а она стоит себе и смотрит спокойно своими любопытными аметистовыми глазами, словно кошка.

— Ну теперь, когда мы с этим вопросом разобрались, как тут Луг поживает? — спросил Стив, с трудом сохраняя обыденность тона и отступая на шаг.

От этой перемены Моника растерялась. Ей хотелось узнать, почему он перестал ее целовать, не сделала ли она чего-то недозволенного? Когда же попыталась спросить об этом, слова застыли на языке. Он озирал Луг, словно между ними ничего и не было. А точнее, словно ее тут не было.

— Луг? — переспросила она смятенным голосом.

— Ну да! Ты же знаешь. Трава на большой поляне без деревьев. Луг…