Я... - [19]

Официантка. У тебя друг?! Никогда не поверю… Собутыльники даже у тебя случайные.

Михаил. Может ты и права… Плесни ещё.

Официантка (уходя). Помрёшь скоро!

Михаил (разглядывает свою тень). Помру… Помер, правда, уже…

Человек, сидящий за соседним столиком (поднимая стакан). За то, чтобы помирать не от водки!

Михаил (проводя рукой по стене, желая осязать тень). Совсем не похож на себя.

>КОНЕЦ

Немой поэт

Всё, изложенное в этом произведении, не является исторически подлинным, и носит лишь литературный характер. Но это не значит, что пьеса не должна восприниматься всерьёз. Наоборот, вопросы, поднимаемые в ней, требуют глубокого и серьёзного осмысления…

Многие, наверняка, спросят, почему пьеса, рассказывающая о знаменитом белорусском поэте, написана на русском языке. Ответ на этот вопрос можно найти в тексте, а здесь хочется сказать только одно: собой необходимо быть везде и во всём, даже в языке. Напиши я её по-белорусски, и она потеряла бы свою, и до того хрупкую, связь с автором. Да и разве можно писать на языке, которым не владеешь в совершенстве? Это говорило бы о неуважительном отношении к читателю и литературе…

И ещё, Купалу так и не поняли…

Однажды я был знаменитым.

Но тело моё поджарили на костре неверия,

А душу разгрызли, будто бы грецкий орех,

Желая докопаться до тайны.

Безумная боль вскрыла орех,

И студенты сбежались глядеть на профессорские руки,

Сканирующие отпечатками летопись моей жизни.

Замуровав в пыль всё, что можно было,

Склеив свои губы моей наивностью,

Они сожгли всё остальное…

Всё остальное — не нужное им.

А мне?

О, крах! О, начало начал! А мне?

Изрезанная память — метка пустоты?..

И пока ещё эти бурые язычки пламени

Добрались лишь до моего самолюбия,

Я задаюсь вопросом: нужно ли быть знаменитым только для того,

Чтобы растерять себя?

Чтобы прочесть собственный некролог?

Я был знаменитым, читаемым…, популярным,

И никогда — понятым…

Надеюсь, меня поймут…

Т. Г

Действующие лица:

Янка Купала, великий поэт

Молодая женщина (она же нагая и седая женщина), муза Купалы

Грузин, чекист

Нищий

Полковник КГБ

Первый писатель

Второй писатель

Третий писателей

Задумчивый писатель

Знаменитый белорусский писатель

Оглядывающийся писатель

Жена второго писателя

Разные литераторы

Акт 1

Большая и мрачная комната, освещаемая бледным холодным светом. Серые обои, чёрный пол, кровать в центре, и полное отсутствие какой-либо другой мебели — всё это создаёт ощущение причастности к чему-то непонятному, ужасно далёкому, мистическому… На кровати, связанный прочными верёвками, лежит Купала. Волосы его седы, глаза покрыты мутноватой плёнкой смирения; он неподвижен. Из-за кулис тяжёлой нерешительной походкой выходит молодая женщина. Подойдя к кровати, она резким движением сбрасывает с себя халат, и, теперь, нагая, нагибается к полу, дабы поднять обрубок верёвки. С обрубком в руке отходит на один шаг назад, замахивается им на лежащего поэта. Конец верёвки ударяется о железную спинку кровати. Янка закрывает глаза.

Нагая женщина (яростно). Чего ты хочешь? (небольшая пауза) Чего добиваешься?

Купала молчит, словно его немота — это врождённое… Опять удар — и от свиста закладывает уши. На этот раз, удар приходится прямо по лицу, застывшему в выражении смирения. Поэт морщится от боли.

Нагая женщина (с ещё большей злобой в голосе). Это за девятьсот пятый, жалкий ты человек! (обрубок выпадает из руки. Женщина закрывает лицо руками)… За семнадцатый! За тридцать девятый! За девяносто первый! За безвременье, — за твоё безвременье! (пауза. Припадает к связанным Купаловским ногам. Плачет. Сквозь плач)… Да хотя бы, за твоё имя… (жалостливо смотрит на окровавленное лицо; вглядывается в глаза, пытаясь уловить ту титаническую мысль, что заставила народ содрогнуться).

Женщина поднимает с пола мятый халат. Вытирает краем халата окровавленную щёку писателя. Она делает это с такой нежностью, что свет будто бы перестает быть столь холодным.

Нагая женщина (нежно). Ну ничего…

Акт 2

Шумная улица с множеством прохожих, идущих куда-то по вымощенным плиткой дорогам, с цыганами и бомжами, просящими милостыню, с музыкантами, перебирающими плохо натянутые струны. У края пешеходной дороги лежит по-прежнему связанный Купала. Рядом стоят два усердно спорящих человека: толстая старуха, постоянно жестикулирующая, и грузин лет тридцати, одетый в кожанку. Видно, что спорящие говорят на повышенных тонах (уж очень широко открываются рты), но разговор их, к сожалению, не слышен, — мешает уличный шум (преимущественно никудышная, музыка, доносящаяся с дальних точек улицы). Из-за кулис выбегают цыганята, суетливые, весёлые и злые. Они не намерены останавливаться — путь должен продолжаться. Но куда? Обратно за кулисы? Подпрыгивая, цыганята бегут к другой стороне сцены. Но вдруг, ошарашенные, прекращают бег, — перед их глазами предстаёт необычайная картина — связанный, валяющийся ненужной вещью, человек. Но разве можно упустить такую возможность?.. Не долго думая, они осторожно подкрадываются к беспомощному Янке, и пускают в дело излюбленное оружие — ноги. Пинают его и пинают, пинают и пинают… Купала молчит. По его лицу видно, как ему больно, в первую очередь, душе, но он, смиренный, терпит всё… На протяжении свершения всего этого варварства старуха с грузином, будто бы по обыкновению, спорят, не замечая происходящего, а когда замечают, в ярости бросаются к поэту, широко раскрывая рты и распугивая мальчишек. И мальчишки разлетаются в разные стороны как мухи, потревоженные появлением человека. Купала стискивает зубы. Наши старые знакомые вплотную подходят к связанному Купале. Чекист-грузин достаёт из кармана брюк новенькие денежные купюры, отдаёт их старухе. Старуха внимательно пересчитывает деньги, и, убедившись в честности сделки, показывает рукой на связанного (словно: «Ну вот, получите товар!»). Грузин брезгливо берётся за воротник рубашки Купалы, обляпанный кровью. Тащит его за кулисы (всё так же за воротник).