Я тебя никогда не прощу - [5]

Я вяло кивнул. Спорить не хотелось. Говорить тоже.

– Вот и хорошо! Мы всё поправим, и очень скоро! Посуда идёт нарасхват. В каждом уважающем себя доме должен быть…

– Сервиз с хохломской росписью, – вздохнул я. – Знаю уже.

– Как дела в школе? – непоследовательно спросил отец.

Я мысленно застонал. Нютка скрылась, близнецы ещё маленькие. Кроме меня, ему некому по ушам ездить. Тоска.

– Нормально у меня дела, – буркнул я.

– Куда? — окликнул отец, когда я повернулся, чтобы уйти.

– Уроки делать!

Никакие уроки я, разумеется, делать не собирался. Разложил свое кресло-кровать и завалился спать. Я люблю спать, потому что на несколько часов выпадаю из реальности, и мне это нравится.

Но в этот раз я долго лежал без сна. Наблюдал, как отец в кухне пьет чай. Слышал, как Нютка болтает с кем-то по скайпу, кажется, на английском. Ждал, когда придет мама.

Потом закрыл глаза и стал считать коробки. Они валились на меня сверху одна за другой, и я насчитал больше двух тысяч. Потом удивился: что это они валятся и валятся и никак меня не завалят; и тут они погнали с такой скоростью, что в считанные секунды закрыли от меня свет. Мне стало пусто и тоскливо, но не оттого, что я не вижу света, а оттого, что я ноль, пустышка, мёртвая ячейка в тетрисе мироздания…

Тимофей

Я проснулся.

В слезах.

О, боль моя и позор мой, и страшная моя тайна! Дело в том, что я часто плачу во сне. Об этом никто не знает, даже родители, наверное, потому что, слава Создателю, плачу я беззвучно. И на том спасибо.

Но во сне – это ведь не считается, верно? Мало ли что происходит с человеком во сне! Так-то, на самом деле, я вообще не плачу! Никогда!

Я зыркнул из-под одеяла: никого нет?

Никого не было. Мама так и не пришла. Когда она не приходит, а это бывает часто, отец коротает ночь на кухне, на диванчике. Большой диван в зале раскладывать незачем.

Нютка уже увела близнецов в садик.

Я встал, быстренько убрал свою постель и отправился в ванную. Струю воды пустил через душ, чтобы не громыхало, выдавил зубную пасту и включил музыку.

Утро должно начинаться с Моцарта, железно!

Надо объяснить, да? Я слушаю исключительно Моцарта. Ну, могу оценить чужую композицию, когда, например, Леська сунет мне в уши кого-нибудь из своих любимцев, типа «Green Day» или Аврил Лавин. Но так оценить, одноразово.

Леська от кого только не фанатеет. А я однолюб. Во всём. Так что только Моцарт!

Ну, вообще-то я его начал слушать специально, не потому что он мне правда нравился, а так. Надо же было что-то слушать. И желательно не то, что все остальные. Я и выбрал Вольфганга Амадея.

У меня так бывает. Заставляю себя что-то полюбить. Чёрный кофе, например. Или молочный улун. Ничего особенно вкусного в этом улуне нет, если честно. Но когда тебе предлагают чай, а ты такой: «Нет-нет, я пью исключительно молочный улун. Исключительно!» Смотрят на тебя, как на придурка, конечно. Но проникаются.

Да, я часто приучаю себя к чему-нибудь. Потому что по-настоящему мне мало что нравится.

Но это не про Моцарта. Вольфганг – настоящий.

Я вообще мечтаю уехать на его родину, в австрийский город Зальцбург.

Там хорошо. Можно ничего не делать, работать каким-нибудь разносчиком пиццы. А когда состаришься, продавать мороженое. Мне много не нужно, лишь бы никто не доставал.

Зальцбург красивый. Кованые вывески, уютные улочки с домашним освещением. Кому-то могут показаться слишком тесными, а мне нравится. Хочешь простора – смотри в небо, любуйся Альпами. Там они рядом.

Хоэнзальцбург один чего только стоит! Самая красивая и неприступная крепость в мире! Девять веков простояла, никто не захватил и не разрушил!

Я бы любовался горами каждую свободную минуту. А по вечерам можно беседовать с Вольфгангом. И кормить голубей. Какой же памятник без голубей, да?

Я бы сказал Вольфгангу: «У тебя была трудная судьба, но ты чего-то стоил. Зальцбург гордится тобой, хотя ты всю жизнь стремился уехать отсюда. Была чума, добывали соль. Но все помнят только тебя. Кто знает, что какой-то епископ построил дворец Альтенау для своей милой? Никто. Зато все знают, что ты выступал в этом дворце, когда был ребёнком. Все любят только тебя».

Нютка говорит, что для всего этого нужно как минимум выучить немецкий. Но мне лень. Я бы поехал так, а язык выучился бы сам собой. Без лишних усилий, как я люблю.

Душевой шланг начал конвульсивно дёргаться. Он всегда так, когда вода идет слишком долго.

Я прополоскал рот, наскоро умылся и потопал в школу.

Леськи в школе не было. Обычно она ждёт меня у входа, и мы вместе потом идём в классы. Я тоже её жду, если прихожу раньше. Но в этот раз ждать не стал, а пошёл в приёмную к Инне.

Она сидела за своим столом, перебирала бумаги и что-то жевала.

Увидев меня, она испуганно вытаращила глаза и задвигала челюстями быстрее, отчего напомнила мышь-полёвку.

Завуч ещё не пришла. Дверь в её кабинет была заперта. Незапертая она у нее закрывается неплотно, я давно заметил.

Я встал перед Инной и развёл руками, изображая вопрос и требуя объяснений. Иногда лучше не тратить лишних слов. Сейчас это был именно такой случай.

– Нет, ну а что я должна была делать? – воскликнула Инна, торопливо прожевав свой арахис.