Я – Сыр - [38]

  Его мать на самом деле была мятежницей. Позже она возмущенно говорила с презрением к мистеру Грею: «Я иногда думаю о том, как мы так легко повиновались, Адам, и были так наивны. Действительно ли твой отец бросил работу в газете? И так уж и не было никаких альтернатив?» Ее вызов восхищал Адама. Он понял, что она уже не была той гибкой и деликатной женщиной, которую он знал раньше. Даже когда она просто улыбалась, горчинка грусти никогда не сходила с ее лица, при этом она была способна на гнев и хитрость. Однажды, она долго наблюдала за тем, как Адам пытался очередной раз вникнуть в ее душу, стараясь докопаться до чего-либо еще. В конце концов, она махнула рукой и сказала: «Иди за мной, Адам».

   Она повела его вниз, но не в панелированную комнату, а в другой конец подвала, заваленный старой мебелью и прочим хламом. Адам узнавал старые плетеные кресла, которыми они пользовались давным-давно – летом, во дворе. Мать пробиралась через все эти дебри прошлых лет, очищая площадь около ящика, замотанного старой веревкой, и табуретки, стоящей в углу. Она аккуратно развязала веревку и открыла ящик, внутри которого были плотно уложены одеяла – голубые и белые, сшитые из лоскутков. Мать доставала одеяла, словно переворачивая страницы книги.

  - Смотри, - сказала она, развернув военную куртку камуфляжной окраски. - Твой отец носил ее в армии.

   Потом в ее руках оказался мягкий и легкий зеленый шарф, из невесомого и прозрачного материала, напоминающего туман. 

  - Твой отец подарил мне его на День Святого Валентина. Он всегда был очень сентиментальным, - она держала шарф около щеки, закрыв глаза. - У нас была удивительная жизнь, Адам, и когда ты появился на свет, то это выглядело чудом, божьим даром. В то время мы имели слишком много, и затем заплатили за все сполна.

   Мать незаметно вздрогнула от подвальной сырости. Она вернула в ящик зеленый шарф и сложила поверх все одеяла.

  - Я, наверное, давно могла выбросить все эти вещи. Они – отмерший реликт той другой жизни. Твой отец говорил, что ради безопасности нам надо было забыть о ней. И он, конечно же, был прав. Но я его обманула, что-то ухватив с собой в ту ночь, когда мы спешно покидали ту жизнь. Ничтожно мало вещей – какая-то твоя детская одежда, старая заношенная шапка отца…

  - Ты все также сентиментальна, Мом, - сказал Адам, заглядывая в ящик, догадываясь о тех его детских вещах. Главное, не его, а Пола Делмонта.

  Наверху позвонили в дверь. Мать вздрогнула. Адам тоже. Звонок повторился.

  - Вот, что я ненавижу, - прошептала мать, укладывая одеяла и закрывая крышку. - Никогда не знаешь. Дверной звонок… будто будильник…

  - Я поднимусь и посмотрю, кто там, - засуетился Адам - А в это время ты завяжи ящик.

   И поначалу, Адам ощутил то же, что и его мать: беспокойство, которое было неизменной составляющей ее жизни, и ожидание постоянной угрозы и опасности. Даже если в этот раз опасность миновала, то в следующий раз может произойти все, что угодно. Адам поднял заслонку глазка. За дверью стояла Эмми.

  - Это всего лишь Эмми, - крикнул Адам матери, стараясь успокоить ее, что было правильно.

  - Что это значит – всего  лишь Эмми? - возмутилась она, когда он открыл дверь. - Что это за приветствие?

   В последнее время Эмми находила его странным. Он встречал ее после школы и шел домой вместе с ней, но потом извинялся за то, что не может остаться с ней. И его не беспокоил очередной «Номер». Она удивленно смотрела на него, но ничего не говорила. Он извинялся за то, что не был с ней в предыдущем «Номере» на стоянке возле церкви. Главное, он находил причину не быть с ней.

  - Ладно, - сказала она. - Я даю тебе отсрочку. Можем отложить это до следующей свадьбы.

  Однажды он оставил ее на углу возле дома, а она ему крикнула: «Ты в себе, Адам? На тебе нет лица. Тебя что-то беспокоит?»

  «Беспокоит», - подумал он о панелированной комнате внизу.

  – Нет, Эмми, - сказал он. - Это моя мать. Она не в себе, и я пытаюсь проводить с ней как можно больше времени дома.

   Главное, его терзали мучения, и он отчаянно хотел разделить их с Эмми, как и всю свою жизнь. Но отец по секрету сказал ему: «Жизнь или смерть, Адам».

   Жизнь или смерть…

Т:            В твоих глазах снова паника. Эти слова – «жизнь или смерть» тревожат тебя?

А:            Я не знаю. Все время одна и та же темная туча или что-то похожее на нее, накрывает меня.

Т:            Какое-то слово или какая-то мысль пригоняет эту тучу?

А:            Иногда… Пустота – причина этой тучи. Не всегда, конечно. Какое-то время я могу терпеть пустоту. Но иногда, этот ужас в пустоте.

Т:           На короткий момент, на мгновенье?

А:           Да. Я догадываюсь, что еще может случиться. Или, вернее случилось кроме всего. И я не знаю… не знаю… в этом весь ужас… да… и этот ужас возвращается.

                          (пауза 10 секунд)

Т:           Ты должен расслабиться. Волноваться не нужно. Пожалуй, стоит принять пилюли. Успокоиться. Это только волна тревоги. Учащенное дыхание – это всего лишь волнение. Попытайся расслабиться.

                                (пауза 5 секунд)