Я сочинил когда-то песню - [15]

Все,

    что имел, фамилию свою

В день свадьбы

          отдал

            молодой невесте.

Прекрасным было девичье лицо.

Фамилия

      навеки их связала.

Она,

    как обручальное кольцо

На пальчике

         дрожащем,

             заблистала.

Не думал он,

         когда ей говорил

Слова любви неистово и жарко,

Что ни один из смертных

                не дарил

Своей любимой

          большего

             подарка!

Их

    не разъединила клевета

И подлость

         изощренная

                  мирская…

На кладбище могильная плита —

«Наталья Николаевна Ланская».

Нет!

      Пушкина.

В сознании людском

Она

   навек

      с ним

         юной обвенчалась.

Не важно

      чьей женой

             была потом,

Она

    женою Пушкина осталась.

Его детей

         заботливая мать,

Она

   о нем

      хранила свято память.

Кто

    у него

       посмел вдову отнять

И в знак того

      воздвигнуть этот камень.

IV. «Туманные горы теснятся у ног…»

Кавказ подо мною…

Туманные горы

         теснятся у ног…

Кавказ,

    Здесь я каждое лето бываю.

Поднявшись на скалы,

            ромашку срываю,

Всего лишь один

          желтоватый цветок,

Верней, не цветок —

Календарный листок.

Еще один год отошел…

               А Кавказ,

Кавказ подо мною,

Кавказ подо мною!..

Орел,

    распростертый

       над снежной каймою…

Когда это было?

         Сегодня. Сейчас:

«Кавказ подо мною. Один в вышине

Стою над снегами у края стремнины:

Орел, с отдаленной поднявшись вершины,

Парит неподвижно со мной наравне…»

Постой!

   Но ведь люди

         прошли

            по Луне,

Гусиным пером

      он писал эти строки,

Писал их в тот век,

      бесконечно далекий…

Нет!

    Именно в эту минуту.

                При мне.

V. «Как мог при жизни…»

Я памятник себе воздвиг нерукотворный…

Как мог при жизни

Он сказать такое?

А он сказал

Такое о себе.

Быть может, в час

Блаженного покоя?

А может быть, в застольной похвальбе?

Уверенный в себе,

Самодовольный,

Усталый

От читательских похвал?

Нет!

Эти строки

С дерзостью крамольной,

Как перед казнью узник,

Он писал!

В предчувствии

Кровавой речки Черной,

Печален и тревожно одинок:

«Я памятник воздвиг себе

            нерукотворный» —

Так мог сказать

И мученик

И бог!

VI. «Нет, он не умер…»

Нет,

       он не умер.

Тот последний миг,

Тот пульс

           в прожилках

Все еще не тает.

Он умирает

            на руках моих,

Он умирает.

Так было век назад,

И так сейчас

Конца и края нет ночи метельной.

О, как он жив

До бледности смертельной,

Жив

       до слезинки

Из усталых глаз.

Теснится

           в стужу

Дымная толпа,

Глядит

        с немой надеждой

На ворота,

И я стираю

С пушкинского лба

Своим платком

Святые капли пота.

Я хоронил

           своих друзей

               не раз.

В быту

    живой о мертвом

             забывает.

Но он не умер,

           оттого сейчас

Такая боль:

             он жив.

               Он умирает.

Сижу я,

         веки медленно смежив,

Божественные строки повторяя!..

Да. Так он жив,

             что, даже умирая,

Он снова жив.

             И будет вечно жив.

VII. «Устав от суеты мирской…»

Устав от суеты мирской,

В благом молчанье одиноком,

Мой Пушкин,

             каждою строкой

Я говорю с тобой, как с богом.

И повторяю вновь и вновь:

Твой пламень время не остудит.

Тебя, как первую любовь,

России сердце не забудет!

1965–1977

Пушкинская слава

Едва

    он умер,

          тихо,

             величаво,

Как в тот же самый миг

                и навека

Пришла

      на Мойку

         Пушкинская слава

Пришла,

      как на Сенатскую

                  войска.

Она

      пришла к нему

             в дыму метели

В салопчике,

         в душистых соболях,

Пришла

   в худой студенческой шинели,

В тулупе,

В чуйке,

В стоптанных лаптях.

Пришла,

И на гранитном пьедестале

Доныне,

До сегодняшнего дня.

Ее цветы живые

Не увяли.

Они,

   как трепет

Вечного огня.

Пришла,

      как гимн,

Пришла,

      как «Марсельеза»,

Пришла,

      неправде

            глянула в глаза —

В слезах

       любимой дочери

                  Дантеса,

Что,

       как убийцу,

             прокляла отца.

1978

«Когда встречаю я приезжего собрата…»

Когда встречаю я

      приезжего собрата

(К тому ж

      он мне

         не родственник,

                  не друг),

Я почему-то

       жалко,

          виновато

Пред ним

      как бы заискиваю

                  вдруг.

И так его судьба

         меня тревожит,

Как будто в том я

      перед ним в долгу,

Что от природы

         все же я могу,

А он

      при всем желании

               не может.

Себя

       ему

          я в жертву приношу,

Как будто с ним

         мы связаны до гроба,

С угодливой покорностью

                      твержу:

— Что делать, брат,

           не классики мы оба!

Но если

           злая чья-то пятерня

Коснется

      моего предназначенья,

В миг униженья

              осенит меня

Божественного дара

                  ощущенье.

В тот миг,

      как будто заново рожден,

Едва во мне обида зазвучала,

Я радостно

              и яростно силен

Тем, что могу

            всю жизнь

               начать сначала!

1977

«О, эти выясненья отношений…»

О, эти выясненья отношений,

Я злее ссор

      и, может быть,

               мудрей.

От ссор

      мы ждем не ссор,

               а утешений

В сознанье

      явной правоты своей.

Я ссориться с друзьями

                не умею,

Я в ссоре

      перемирья