Я – снайпер. В боях за Севастополь и Одессу - [97]

Вечером на Гудзоне поднялся сильный ветер, небо заволокло тучами, пошел дождь, скоро превратившийся в ливень. В столовой разожгли камин, и это было кстати потому, что в просторной комнате, где подавали ужин, стекла в окнах дрожали от порывов шторма. Осенняя непогода, казалось, через стены проникала в большой каменный дом и наполняла его сыростью, поднимавшейся от реки.

К ужину в «Гайд-парк» приехал знакомый нам советник президента Гарри Ллойд Гопкинс. Он привез какие-то бумаги из Вашингтона и составил приятную компанию за столом. Правда, Гопкинс не употреблял спиртного, соленой, острой и жареной пищи из-за прошлогодней операции на желудке по поводу раковой опухоли. Но это обстоятельство нисколько не влияло на его нрав, и он веселил собеседников остроумными комментариями к последним событиям. Как я заметила, его приезду особенно обрадовалась Элеонора. Она предупредила советника, что хочет обсудить с ним одну проблему.

Семь дней в поместье Рузвельтов пролетели быстро.

Мы вернулись в Вашингтон и снова посетили нашего посла Максима Максимовича Литвинова. Он передал нам решение, принятое в Москве относительно дальнейшей работы студенческой делегации. К своему большому удивлению, мы узнали, что делегацию разделят на две части. Красавченко и Пчелинцев отправятся в поездку по городам Северо-Востока США: Кливленд, Буффало, Олбани, Питтсбург, Ричмонд и другие – для встреч со студентами в колледжах и университетах. Мне предстоит ехать на Запад и Средний Запад: Чикаго, Миннеаполис, Дэнвер, Сиэтл, Сан-Франциско, Фрасно, Лос-Анджелес. Мы с ребятами дружески простились 24 сентября. Но я не знала, что в поездке меня часто будет сопровождать госпожа Рузвельт. Присутствие первой леди определяло и уровень встреч с американцами: приемы у губернаторов разных штатов, в мэриях, бизнес-ланчи, ужины для деловых кругов, пресс-конференции для местных газет и радиостанций…

Президентский лимузин с бронированными стеклами, набирая скорость, мчался по пустынному шоссе. Впереди него двигалась первая машина с охраной, сразу за ним – вторая. Дома и улицы Дирборна, пригорода Детройта, старейшего города на Среднем Западе Америки, убегали вдаль. Только что закончился наш визит в штаб-квартиру «Ford Motor Company», известной на весь мир, крупнейшей в США.

Начался он с посещения авиационного завода, где делали двухмоторные бомбардировщики, прозванные американцами «Tin Goos» – «Жестяной Гусь». Нам показали весь процесс создания самолета, от сварки каркаса из металлических трубок и штамповки крыльев из дюраля на огромном механическом прессе до главного конвейера, где боевая машина обретала свой грозный вид. Пояснения давал господин Лоуренс, директор предприятия.

В здании заводоуправления гостей встречал сам «автомобильный король», члены его семьи и люди из высшего менеджмента компании. Генри Форд, бодрый, худощавый старичок, поспешил мне навстречу, вручил золотой значок «Форд Мотор Компани» и попросил разрешения сфотографироваться, став рядом со мной и с Элеонорой Рузвельт, которая тоже участвовала в этом путешествии. Репортеры тотчас бросились вперед, защелкали фотокамерами с яркими вспышками, стали задавать вопросы про завод, бомбардировщики, американскую военную мощь.

Однако на ланч представителей прессы не пригласили. Скромное угощение с бутербродами, пирожными «донатс» и кока-колой предназначались для узкого круга. Основатель и владелец компании сказал короткую патриотическую речь, затем выступил мэр Дирборна, затем предоставили слово мне. Прием длился ровно тридцать минут. Ничего не поделаешь, в империи Генри Форда, как нигде в другом месте, «время – деньги».

Но очень сильно меня удивило поведение рабочих.

В каком-то складском помещении их собрали, наверное, человек триста, не больше. Это были мрачные, неулыбчивые, чем-то озабоченные мужчины в фирменных светло-синих комбинезонах. Они попросили меня говорить кратко и обойтись без коммунистических лозунгов и призывов. Я и обошлась: передала пролетариям Америки привет от трудящихся Советского Союза, которые ждут помощи в своей борьбе с германским фашизмом. В ответ не раздалось ни привычных мне аплодисментов, ни вопросов, ни добрых пожеланий. Провожая меня, они молча поднялись со своих мест…

– Враг трудового народа! – саркастически произнесла я, мрачно глядя в боковое стекло автомобиля на деревья вдоль обочины, тронутые осенним увяданием и теряющие листву.

– Вы не правы, моя дорогая, – ответила Элеонора, усмехнувшись.

– А как он поступает с рабочими? Они у него – хуже бессловесного скота, затравленного сторожевыми собаками. Почему они молчали?

– Это – рабочая аристократия. Форд хорошо платит. Им есть что терять. Да, он следит за ними: ходите в церковь, не пейте виски, не играйте в азартные игры, обеспечивайте семью, не вступайте в профсоюзы, не участвуйте в забастовках… Они побоялись разговаривать с вами. Вы же – из коммунистической России.

– Ладно! – я стукнула кулаком по колену. – В следующий раз придумаю, что сказать американцам!..

Водитель и охранник, сидевший рядом с ним, отделенные от пассажиров стеклянной перегородкой, не могли слышать нашу беседу. Ровное гудение мотора ей не мешало. Машина шла с постоянной скоростью, определенной для президентских кортежей на междугородних трассах. Из Детройта мы ехали в Чикаго, расстояние до которого составляло чуть более 450 километров, и преодолеть его требовалось за пять с половиной часов.