«Я слушаю, Лина…» - [13]

Шрифт
Интервал

– Ну и ну! – причмокнул он языком. И дыхнул на меня. Я невольно поморщилась. И вытащила из кошелька деньги. Он смущенно помялся. Впрочем, недолго. И протянул руку.

– Приходите почаще, – попросил он.

– Я не ответила. Я чувствовала спиной его взгляд. И я не обернулась. Я его не жалела. Я только думала о том, что мое первое и единственное замужество напоминало сон. Впрочем, недаром я все это время так много спала.


Как можно увереннее я распахнула дверь своего шикарного кабинета.

– Салют, Даник!

Даник, вернее Данилов, был моим подчиненным. Шустрым, умненьким, проницательным. Впрочем, с единственным недостатком. Он был законченным бабником. Темперамент его выдавал с ног до головы. И часто напоминал неврастению. У него постоянно что-то валилось из рук. И постоянно что-то терялось. Он был неряшлив до свинства. Но я ему это почему-то прощала. Пожалуй, единственный в мире человек, которому я прощала все его выходки и безобразия. И сама с трудом могла это объяснить. Скорее всего меня подкупало в нем безудержное жизнелюбие. Я так жить не умела. Но иногда мне нравилось это наблюдать со стороны. В Данике было столько жизни, столько чувств, столько желаний. Что он порой сам удивлялся. Видимо, именно поэтому мы и нашли общий язык. Даник был единственным, кто мне еще напоминал, что существует веселая, беззаботная жизнь. А это не так уж и плохо. Я же в свою очередь ему напоминала, что в жизни много места должно быть отведено для серьезных, умных вещей. Он меня ненавязчиво подталкивал вперед. Я его ненавязчиво останавливала. Поэтому мы сработались. И в нашем коллективе представляли собой довольно продуктивную профессиональную парочку.

Сидеть на одном месте Даник не мог ни секунды. Разве что только в моем кресле. Как и сейчас. Когда я его застукала. Важно развалившегося на моем месте. И пускающего дым в потолок. Впрочем, он довольно быстро смирился, что находится в подчинении у бабы. Потому что я была единственной женщиной, которую он обошел, как это ни прискорбно, своим вниманием. Он был всего лишь моим коллегой. Можно – другом. Можно – товарищем. Но никогда – более. Он частенько мне красочно описывал свои любовные приключения. Частенько спрашивал совет. А частенько и вовсе забывал, что перед ним – женщина. А за глаза, я знаю, называл Стариком. Пожалуй, он бы не поверил даже себе, увидев меня рядом с мужчиной. И я иногда даже жалела, что мой служебный роман с Филиппом так и остался большой нераскрытой тайной. Я имела репутацию ценного и честного работника. Но иногда мне этого было мало.

– Салют, Даник! – я уселась на стол. И вытащила сигарету.

– Салют! – как-то непривычно грустно ответил он. И даже вздохнул (вздыхал Даник крайне редко). – Ужасная история, Лина. Правда? Ты видела прокурора? Он постарел лет на двадцать… Мне ужасно его жалко. Смерть ребенка. Да еще в таком возрасте…

– Смерть в любом возрасте, Даник, вещь малоприятная…

Разговор о смерти наводил на Даника такую тоску. Что на этом, пожалуй, он его и решил прервать. По-моему, он вообще не верил, что когда-нибудь умрет. Он легко смирялся, что умирают все на свете. Но только не он. Даник собирался жить вечно. И что бы себя как-то уверить в этом. Он кивнул на окно. И даже слегка улыбнулся. Правда, ради вежливости, приняв слегка виноватый вид. Он словно показывал, что раскаивается, поскольку жить по-другому не может.

– Ну и солнце, Лина. Прямо не вериться, что за окном уйма снега. Последний раз я видел солнышко в октябре.

И он наконец соизволил внимательно на меня посмотреть. И только теперь заметил во мне перемены.

– Ну и ну! – Даник вытаращив глаза оглядывал меня с ног до головы. – А что, такие опять в моду входят?

И он кивнул на мои джинсы.

– Не знаю, Даник. Не знаю. Я никогда не слежу за модой.

Он, кажется, ничего не понял.

– А это здорово! – и он бесцеремонно ощупал мой широкий яркий свитер. – Я, честно говоря, был уверен, что ты…

Он запнулся.

– С сегодняшнего дня я тебе разрешаю называть меня Стариком прямо в глаза.

– Ну, Лина, – он широко улыбнулся своей ослепительной улыбкой. – Ты же знаешь. Старик – это исключительно из чувства глубокого уважения и почтения…

– Ладно, забыто! – я замахала руками и выгнала его со своего кресла. И приняла серьезный вид. – Ну что ознакомился с делом?

Он усмехнулся. И заерзал на стуле.

– Более того, старуха! Я его вычислил!

Я побледнела. И моя рука с сигаретой предательски дрогнула.

– Ну, успокойся. Твой хлеб я отнимать не собираюсь. Я его вычислил чисто формально.

Я успокоилась.

– То есть?

– То есть? Это некий Олег Лиманов. Ее лучший дружок. Такой же подвальный и грязный, как и девчонка…

Даник запнулся. Покраснел. И от неловкости закусил нижнюю губу.

Дурочка! А я-то думала, что мой роман с Филиппом – большая и нераскрытая тайна. Наивная простушка! Какой идиот смог бы поверить, что в это кресло меня посадили исключительно за проницательный ум. И бесценные деловые качества.

– Прости, Лиина, – Даник легонько прикоснулся к моей руке. – У меня выскочило. Я как-то забыл, что это дочь прокурора…

Я не выдержала и подскочила на месте.

– Даник! Ты ли это! Если ты хочешь вести это дело! Если ты хочешь, чтобы мы его раскрыли! Ты должен начисто забыть про то, что это дочь прокурора! Начисто! Ты просто должен, обязан абстрагироваться от личностей! От личных симпатий и антипатий! Перед тобой только факт! Факт смерти некой молодой девушки. Кстати, действительно грязной и подвальной девчонки! Которая сама выбрала этот путь! При чем тут дочь прокурора! А если бы это была дочь уборщицы! Это бы изменило дело? Или дочь президента? Или… Черт побери…


Еще от автора Елена Сазанович
Улица вечерних услад

Впервые напечатана в 1997 г . в литературном журнале «Брызги шампанского». Вышла в авторском сборнике: «Улица вечерних услад», серия «Очарованная душа», издательство «ЭКСМО-Пресс», 1998, Москва.


Всё хоккей

Каждый человек хоть раз в жизни да пожелал забыть ЭТО. Неприятный эпизод, обиду, плохого человека, неблаговидный поступок и многое-многое другое. Чтобы в сухом остатке оказалось так, как у героя знаменитой кинокомедии: «тут – помню, а тут – не помню»… Вот и роман Елены Сазанович «Всё хоккей!», журнальный вариант которого увидел свет в недавнем номере литературного альманаха «Подвиг», посвящён не только хоккею. Вернее, не столько хоккею, сколько некоторым особенностям миропонимания, стимулирующим желания/способности забывать всё неприятное.Именно так и живёт главный герой (и антигерой одновременно) Талик – удачливый и даже талантливый хоккеист, имеющий всё и живущий как бог.


Солдаты последней войны

(Журнальный вариант опубликован в «Юности» 2002, № 3, 4, 6. Отрывок из романа вышел в сборнике «Московский год прозы-2014», изданный «Литературной газетой».)Этот роман был написан в смутные 90-е годы. И стал, практически, первым произведением, в котором честно и бескомпромиссно показано то страшное для нашей страны время. И все же это не политический бестселлер, а роман о любви, дружбе и предательстве. О целом поколении, на долю которого выпали все испытания тех беспокойных и переломных лет. Его можно без преувеличения сравнить с романом Эриха Мария Ремарка «Три товарища».


Смертоносная чаша

Впервые опубликован в литературном журнале "Юность" ( 1996 г ., № 4, 5, 6) под названием «Все дурное в ночи». В этом же году вышел отдельной книгой «Смертоносная чаша» (серия "Современный российский детектив") в издательстве "Локид", Москва.




Рекомендуем почитать
Кенар и вьюга

В сборник произведений современного румынского писателя Иоана Григореску (р. 1930) вошли рассказы об антифашистском движении Сопротивления в Румынии и о сегодняшних трудовых буднях.


Брошенная лодка

«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…


Я уйду с рассветом

Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.


С высоты птичьего полета

1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.