Я шел своим путем. Ким Филби в разведке и в жизни - [170]

Помню, как по пути в Болгарию мы приехали в пограничный молдавский город Унгены на советско-румынской границе в 5 часов утра, и Ким остолбенел, увидев стол, заставленный закусками и напитками.

— Хуже бывает! — промолвил он, вызвав страшную обиду наших гостеприимных хозяев, пока я не объяснила, что это значит: «Лучше не бывает!»

Он еще больше удивился, когда обнаружил, что рюмка водки оказалась как нельзя кстати в такое раннее время и даже доставила удовольствие. Далеко не всегда его встречали или провожали с такими почестями. Иногда случались недоразумения, и Кима ждали или накануне, или после его отъезда.

Когда в следующий раз мы прибыли в Унгены в предвкушении большого банкета, нас никто не встретил. Было очень холодно и сыро. Мы стояли на открытом перроне, продуваемом со всех сторон, размышляя, куда деться на два-три часа. К счастью, привокзальный ресторан был открыт. Нам не пришлось ломать голову при выборе блюд, так как кроме оладьев там ничего не оказалось. Ким встретил их с восторгом, который мог сравниться разве что с ликованием при виде байкальской глазуньи.

Мы согрелись коньяком и уже почувствовали себя на седьмом небе, когда к нам подошел симпатичный молодой человек, которого мы помнили по предыдущему приезду. Он объяснил, что по информации, полученной из Москвы, нас ждали вчера, а сейчас он по своей инициативе решил на всякий случай поискать Кима. И мы снова оказались в отдельном кабинете за столом, наспех накрытым, но изобильным.

В Болгарию мы ездили чаще, чем в другие страны. В Унгенах были самые продолжительные стоянки. Мы встречали там одних и тех же людей — коллег Кима. Они нас приглашали посетить Молдавию, и однажды мы там остановились на три дня по пути из Софии в Москву. Провожая нас, молдавские друзья подарили Киму сухое вино и ящик черешни, который мы передарили нашим проводницам. Ночью мы проснулись от шума и увидели, как девушки с визгом выскакивали в коридор, спасаясь от мохнатых гусениц, которые расползались из черешни. Ким хохотал до упаду.

КРЫМ

Ким страдал хроническим бронхитом, и я уговорила его поехать в Крым. Мы решили, что лучшее время — май, пора цветения. Нам достали путевки в Ялту в санаторий Совета министров «Россия». Крым встретил нас неприветливо, всю дорогу от Симферополя мы двигались в густом тумане со снегом. Только в Ялте проглянуло солнце.

В течение всего месяца погода нас редко баловала. Если и выдавались солнечные дни, то к вечеру, еще до захода солнца, опускался холодный туман. Местные жители говорили, что нам не повезло, что такой плохой погоды прежде никогда не было. Они считали, что климат испортился после сооружения Симферопольского водохранилища. Обычно и в других поездках нам редко везло с погодой, и эта фраза: «Такой погоды никогда не было» — всюду преследовала нас.

Архитектура санатория типична для сталинских времен — тяжеловесная и помпезная. Зато строили тогда прочно и добротно. Глубокие лоджии и толстые каменные стены защищали комнаты от проникновения солнечных лучей, чего нам как раз и недоставало. Наш «люкс» состоял из спальни, гостиной и ванной. Привилегией номера «люкс» был электрический самовар, который доставлял Киму большую радость: он не мог обходиться без своего чая, горячего и крепкого. Ориентируясь на сухой и теплый (в прошлом) климат, отопительный сезон всегда заканчивался к 15 апреля, независимо от погоды. Внутри помещения было холоднее, чем на открытом воздухе. Мы спали под двумя одеялами, а днем согревались чаем и паром от самовара. В результате Ким так и не расстался со своим бронхитом до самого отъезда.

Каждый раз по приезде в любой санаторий моя задача состояла в том, чтобы уговорить врача не обращать на нас внимания, отказаться от лечения и всевозможных процедур, даже от массажа, который, кажется, любят все. Киму же было неприятно прикосновение чужих рук. Зато я уговорила его ходить со мной в бассейн. Ким очень хорошо плавал, а в школьные и студенческие годы был даже чемпионом. К сожалению, вскоре он вынужден был отказаться и от этой приятной процедуры.

Вновь прибывшему посетителю бассейна приходилось выслушивать наставление о правилах поведения, главное из которых — хорошо помыться мылом с мочалкой перед плаванием. Впервые Ким оказался на таком инструктаже в компании с тремя мужчинами. У этих был вид нашкодивших мальчишек и, как оказалось, неспроста. Ким потом сказал мне, смеясь, что ни один из них, кроме него самого, вообще не заходил в душ.

Тон в бассейне задавала уборщица, грубая и крикливая. В посетителях она видела только носителей грязи, которую ей приходилось за ними убирать, и люто всех ненавидела. Она заглядывала в сумки с бельем, выискивая «улики». И если ей не понравилась мочалка или кусок мыла (слишком маленький) либо она не обнаруживала запасной купальный костюм (нельзя плавать в том же костюме, в котором вы загорали!) — позора не миновать. К Киму она сразу отнеслась подозрительно, как к существу неведомой и чуждой ей породы, и набросилась на него после второго посещения бассейна. Для него, чистого в прямом и переносном смысле, это было столь оскорбительно, сколь и несправедливо. Больше он ни разу не переступил порога этого заведения.