Я шел своим путем. Ким Филби в разведке и в жизни - [142]

— Ну, конечно, иди, если хочешь.

Мне, разумеется, хотелось бы выходить «в люди» вместе с Кимом, но он предпочитал уединение любому обществу, даже самому приятному. Он удивлялся, слушая рассказ некоей дамы, как им с мужем пришлось путешествовать с довольно неприятным попутчиком и, несмотря на это, они предпочитали его компанию своему уединению.

— Ведь скучно вдвоем! — объясняла она.

Ким не мог представить, что такое может случиться с нами, и, зная наперед мой ответ, часто спрашивал:

— Скучно вдвоем?! — А проводив гостей, обычно повторял: — Только с тобой, только с тобой!

Хотя мы много путешествовали, по-настоящему Ким был счастлив только дома, и, когда я заговаривала о новой поездке, у него заметно портилось настроение. Будь на то его воля, он никогда не покидал бы своей квартиры, которую и называл «наш остров».

Кима утомляли не столько поездки, сколько многочисленные встречи с людьми, на что он пожаловался в письме М. П. Любимову от 17 января 1978 г.:

«…В намеченной нами программе есть три периода, когда нас не будет в Москве, а именно: с конца февраля до начала марта; с конца мая до начала июня; с конца июля до начала августа. Вы наверняка подумаете, что моя жизнь — сплошной отдых. На самом-то деле я куда больше отдыхаю, когда много спокойно работаю у себя дома, чем когда разъезжаю по разным чужим местам — все время люди, люди, люди!»

Сначала по приезде в Москву Кима поселили в районе станции метро «Сокол». Позднее показали эту квартиру, которая ему сразу понравилась своим расположением. Особенно его радовало, что окна выходят на три стороны света — запад, восток и юг. Дом стоит в самом центре. Москвы, недалеко от Пушкинской площади, в тихом переулке. Ким любил вид из окна своей квартиры — типично городской пейзаж с крышами разноэтажных домов (он называл их ласково «крышки») и шпилем высотного здания на горизонте. Мы наблюдали красочные закаты из кухонного окна, когда солнце медленно скользило по шпилю высотки…

Киму хотелось, чтобы я постоянно была у него перед глазами, и, даже когда я занималась домашними делами, он жаловался с самым серьезным видом:

— Я никогда не вижу тебя.

Перебегая из ванной в кухню и обратно, я затруднялась с ответом на его вопрос:

— Где ты сейчас будешь?

Он хотел это знать, чтобы посидеть поблизости, ходил за мной по пятам, повторяя:

— Скучно по-одному!

Я понимала Кима, как никто другой. Привыкнув, что он всегда рядом, не находила себе места в те редкие часы, когда он уходил на официальные встречи. По другому поводу он никогда не отлучался из дома без меня, разве что в киоск за сигаретами.

Правда, однажды Киму пришлось отправиться на свидание вместо меня, чтобы вернуть книгу моему другу Юре, так как я лежала в постели с высокой температурой. Раньше они не встречались, и я сообщила каждому из них отличительные признаки: у одного курчавая борода, другой будет держать в левой руке «Литературную газету» и книгу. Юра вошел в образ шпиона, который пришел на явку, и потом любил рассказывать об этом. Операция «Книга» прошла успешно. «Шпионы» прониклись симпатией друг к другу, и впоследствии Юра побывал у нас в гостях.

Каждый раз, выйдя из дома, я видела, как Ким стоит у окна и неотрывно смотрит мне вслед, махая рукой. Я махала ему в ответ, прежде чем скрыться за поворотом.

Я любила бывать у своих друзей, где часто собиралось большое интересное общество. Гости приходили постепенно, вразнобой, с 6 до 10 часов вечера. И когда уже все были в сборе и начинались самые увлекательные задушевные беседы, я спешила домой.

Какое бы удовольствие я ни получила от встречи с друзьями, от спектакля, фильма, другого зрелища, ничто не могло сравниться с той радостью, которая ждала меня дома. Свернув в своей переулок, я видела светящееся окно на последнем этаже. Домой я летела как на крыльях, но к моей радости всегда примешивалась щемящая грусть: я не могла отогнать от себя мысль, что наступит день, когда погаснет этот свет и Ким уже не встретит меня…

Помимо других своих достоинств Ким был необычайно легким человеком в быту. У нас никогда не возникало никаких трений. Его здравый смысл подсказывал, что в мелочах разумнее согласиться, чем спорить, поэтому он, например, сам спрашивал, какую надеть рубашку или галстук, предупреждая мое возможное неодобрение.

Несмотря на то что Ким был чувствительным и легкоранимым и сам говорил о себе: «Я очень сенситивный», он никогда не обижался на меня. Терпеливо и без раздражения сносил мои замечания и воспитательные «уроки» (вроде напоминаний мыть руки перед едой). Только иногда искренне удивлялся, протягивая мне руки:

— Разве они грязные?

Мне даже удалось со временем приучить его умываться под струей чистой воды, а не в раковине. Я не могла равнодушно видеть, как он плескается в умывальнике с мутной водой, и каждый раз вздрагивала от урчания стекающей воды — значит, Ким выдернул пробку, закончив свой утренний туалет. Ему нелегко было избавиться от многолетней привычки — большая часть его жизни прошла в те годы, когда еще не было смесителей для кранов с холодной и горячей водой. На мои мелкие придирки он отвечал шуткой и, передразнивая меня, часто спрашивал: