Я себя до конца рассказала. Сборник стихов израильских поэтесс - [15]

Пер. Ф. Гурфинкель

Солнце осветило ветку влажную,

И листья золотые поймали

Зрачки;

Золота листья, блуждавшие

Ночь и день

В крови сердца,

Изменили свой вид.

А когда достигли

Души,

Ее одиночества,

Стали дальними знаками

Света,

Знаками с неба,

Знаменьями древними.

Не отдаляйся! [16] Пер. Ф. Гурфинкель

Утешители входят во двор,

во внешний.

Вот они стоят возле ворот,

обращенных к долине смертных теней

и наводящих страх кругом, кругом.

Стоянье у ворот — это все, что по силам,

все, что могут взять на себя утешители.

Но ведь душа моя также на расстоянии верст

от самоощущений плачущего. Так предуказано.

Ты, сотворивший ночи и ветер,

ведь это против Тебя стенанье неуемное это.

Не отдаляйся.

Да не встанут стенами

миллионы лет световых

Между Тобой и Иовом.

Не отдаляйся! Пер. С. Гринберг

Утешители входят во двор

Внешний,

Стоят у ворот,

Обращенных к долине скорби,

и страх ее везде, везде.

У ворот стояние — это все,

Что по силам утешителям.

И душа моя на большом расстоянии

От «я» плачущего. Таков закон.

Творец ночей и ветра,

Ведь к Тебе обращен этот страшный плач,

Не отдаляйся —

Пусть не встанут преградой

Миллионы световых лет

Меж Тобой и Иовом.

Когда ты был здесь Пер. Ф. Гурфинкель

Когда ты был здесь,

И твой карий взгляд защищал меня,

И наши мысли касались

Вдруг

Крылом крыла…

Когда ты был со мной

Среди дел преходящих,

Были стены друзьями старыми,

Что поведали нам древние легенды

Вечером,

Когда мы пили чай.

Стены теперь не убежище,

Они замкнулись в своем молчании

И не обратят внимания, когда я упаду.

Стены теперь — известь, цемент,

Основа чужая,

Нечто безответное, как смерть.

Дикий диалог Пер. Ф. Гурфинкель

Дикий диалог

Между женщиной, ввергнутой в страдание,

И солнцем с высот

На нежном, трепетном языке

Лучей,

С тайною красок радуги.

А когда она закрывает глаза,

Внезапно

На нее наступает волна цвета крови

И покрывает павлиньи перья, что рисовал воздух

Когда глаза утомленные закрывает она,

Поглощает темное море

Мир.

Рина Клинова

Лучше бы… Пер. Я. Хромченко

Забыть бы лучше,

Жить лучше просто так, без фраз,

Как будто лишь сейчас открылся случай

Раскрыть глаза на небо в первый раз,

Как будто я ступать училась снова,

Не сделан первый шаг в младенческой ходьбе,

И в первый раз промолвленное слово

Неслыханную весть несет в себе.

Мелодия Пер. Я. Хромченко

Мотивчик прозвучал у моего порога,

И сразу закружилась голова.

Поймать его, запомнить хоть немного —

А он скользнул, лишь подразнив едва.

Пуститься догонять — напрасно это:

Мелькнет, вспорхнет, а где — и не пойму.

Блуждает по земле и ждет, что кто-то где-то

Высокий смысл и строй придаст ему.

И если я когда-то снова встречу

Мотив, звучащий зрелой глубиной, —

Услышу ли? Узнаю ли? Замечу?

Я буду тоже ведь совсем иной…

В городе Пер. Л. Владимиров

Улицы и люди — тьма секретов.

К ним рвалась — разгадки были тщетны.

Вам клянусь, я жаждала ответов,

Но чуть мелькнув, все таяли.

Долго собирала — шла с сумою —

Фраз обрывки, взгляды, быль и небыль.

Здание я строила такое,

Чтобы верхом доставало неба.

Здание, куда вошли бы сами,

Всяк — в свой храм, в ковчег, в свое владенье

Но едва к ним прикасалась снами,

Рушилось воздушное строенье.

A. Mаргалит

Врата открылись [17] Пер. Р. Баумволь

…И заплакал народ. Где он слезы нашел?

Он давно уже тверже кремня.

Слезы прошлого стали горячей золой,

Остающейся после огня.

Но народ вдруг заплакал! Омылась душа,

Возродилась, светла и чиста.

И глаза засияли, — увидели все,

Как пред ними открылись врата.

И слезами омоченный хлеба кус

Был особенно сладок на вкус.

Ни одной не утерли слезы. Пусть течет! —

Так от радости плакал народ.

Всколыхнулся мир, до глубин потрясен,

не поняв: это явь или сон? —

Как же так! Был народ уничтожен, сожжен,

Но воскрес чудным образом он.

И печального времени ропот и стон

Словно ливнем весенним сметен.

И у воинов заулыбались глаза,

Сталь зрачков смягчила слеза,

И седины — то инеем выпал мороз —

Как бы таяли в паводке слез.

Оживились сокрытые воды земли

И в колодцы пустые пришли.

Ривка Мирьям

Я Пер. Р. Левинзон

Я — всего-навсего смеющийся, улыбчивый рот.

Я — всего-навсего слезинка.

Я — чей-то вздох.

Вот я — живот женщины нагой.

Я — молчание бури,

Я — щебетание птицы,

Я — старческая рука,

Вот я — искорка света.

Вот я — страх.

Я — радость

Или смех, или рыдание.

И всегда — удивление.

Народ мой Пер. Р. Левинзон

Народ мой в земле не нашла.

Перебирала комья земли,

Когда опускаются потоки дождя.

Народ мой в земле не нашла.

Только зло смотрела она на меня,

Переворачиваясь на живот.

Народ мой искала в туманном лике

Господа моего, Старика, Великана.

И повернулся Он бестелесно ко мне

Своим тяжелым, синим туманом,

И синь была пуста, печальна и глубока.

И не было в нем моего народа.

Искала народ мой на небе,

В облаках его пустопорожних.

И там я его не нашла.

В ничто он ушел, в ничто,

Народ мой.

Но вдруг услышала я в тишине глубокой —

Дрожат струны в глуби меня самой,

И рассекла я глубь.

Всю себя рассеяла по ветру.

И больше меня не осталось.

Трепеща, я закрыла глаза и увидела —

Из меня народ мой выходит.

Мне кончать песни птиц Пер. Ф. Гурфинкель

Мне кончать песни птиц,

Что в перелет отправились дальний.

А вы улыбаетесь.

Я смеялась. Ваши улыбки — песни,

Из страны прилетели чужой.

А я улыбка,

Что исторг человек, когда пил, чтобы ее опьянить,

Песня, что птица обронила в испуге