Я сделаю это для тебя - [18]

Шрифт
Интервал

Именно на крыше мы решили завести ребенка. И даже вообразили, что это будет мальчик. И я предложил назвать его Жеромом, в честь ее отца.

Жан

Жан спал, когда они вошли в комнату. Лекарства Лахдара позволяли пленнику ненадолго отключиться, и тогда его мышцы расслаблялись. Он приоткрыл один глаз, заметил, что вокруг царит непривычная суета, и тут же понял, что сейчас случится. Возбуждение похитителей, их лихорадочные взгляды, судорожные движения могли означать одно: его сейчас казнят.


Они начали выкрикивать арабские ругательства в лицо Жану, все больше заводя себя.

Лахдар совершенно переменился. Маленький тихий человечек уступил место воину, и этот воин искал в себе источник гнева и ненависти, ибо только так он мог подавить жалость и сострадание.

Жан в это время пытался оценить глубину своего страха, смешавшегося с изумлением из-за внезапного появления тюремщиков и их агрессивного поведения. Душа его взбунтовалась против природы овладевшего им чувства. К чему бояться конца, которого так долго ждал? Жан хотел одного — чтобы они перестали орать и сделали то, зачем пришли, в тишине.


Хаким бросил на кровать мешок.

— Надевай! — рявкнул он.

Жан подчинился и увидел свои вонючие обноски, которые были на нем в момент похищения.

Он попробовал поймать взгляд Лахдара в надежде получить объяснение, поддержку, но тот, судя по прерывистому, судорожному дыханию, был явно не в себе.

Хаким что-то выкрикнул и наставил на Жана оружие, чтобы он поторопился.

Пленник натянул одежду в застарелых пятнах разнообразной грязи и внезапно ощутил глухое отвращение к запахам, к которым вроде бы должен был привыкнуть за столько лет.

Подошедший Лахдар протянул руку к лицу узника, и Жан инстинктивно отшатнулся.

— Стоять! — зарычал Лахдар и прицелился Жану между глаз, а потом, к великому изумлению пленника, взъерошил ему волосы.

Хаким, не переставая кричать, достал из спортивной сумки треногу и портативную видеокамеру. Жан все понял. Они собираются сделать одну из тех омерзительных записей, которые так часто используют террористы. Его заставят сыграть роль насмерть перепуганной жертвы, а себя выставят жестокими воинами, готовыми положить жизнь на алтарь победы своего дела.

Лахдар опустил капюшон и направил пистолет в лицо заложнику.

Хаким тоже надел маску и вытащил из сумки саблю.


Жан содрогнулся, и дрожь тела передалась рассудку. Дыхание у него участилось. Они решили его обезглавить. Пистолеты нужны только для устрашения, а лезвие рассечет ему кожу, заставив кричать от боли, и умирать он будет медленно, в осознании ужаса мгновения. В памяти всплыла жуткая сцена казни американского журналиста, осознававшего реальность собственной гибели все время, пока ему перерезали горло. Момент возведенного в абсолют ужаса. Жан когда-то совершил ошибку, посмотрев видеозапись убийства в Интернете. Сцена навсегда врезалась в память, ранила сердце и еще очень долго не давала спать по ночам.

Он почувствовал зловещее дыхание страха, незамутненного и могущественного, обрушившегося на него стремительно, как выскочивший из-за угла убийца.


Появился третий похититель. В прорезях капюшона сверкали темные глаза. Не глядя на жертву, он подошел к камере. Его сообщники встали по бокам от осужденного. Жан чувствовал у горла холод стали и дуло пистолета у виска.

Главарь кивнул подручным и включил камеру. Террористы принялись что-то яростно выкрикивать, словно пытались найти в своем безумном неистовстве мужество, необходимое для победы над малодушием и подлостью, и войти в состояние транса, тогда грядущее убийство превратится в чисто механический жест.

Их доведенная до абсурда ярость усилила ужас Жана. Его трясло все сильнее, он сделал глубокий вдох и попытался укрыться внутри себя. В том месте, где сохранилось немного былого тепла, энергии или мужества, способных свернуть время и выбросить несколько страшных грядущих мгновений в иное измерение. Он опустил голову и закрыл глаза, чтобы забыть о приставленной к шее сабле, отринуть место и обстоятельства. Он заглянул в глубь своего разума, тела и сердца, но нашел там лишь собственный страх. Страх холодной жижей плескался в жилах, лишая его способности двигаться. Жан ненавидел себя за то, что поддался страху. Как бы ему хотелось оставаться гордым и холодно-невозмутимым, он ведь так ждал этого мгновения, готовился, даже призывал в алкогольном бреду. Лелея мысль о смерти, он убедил себя, что достиг душевного покоя, близкого к состоянию блаженства. Но в это мгновение он ощущал такой страх, какого и вообразить не мог. Закричит ли он, когда лезвие рассечет кожу? Будет ли молить палачей о пощаде? Каждый вопрос превращался в волну, уносившую его чуть дальше навстречу буре пошедших вразнос чувств. Он почувствовал, что теряет почву под ногами.

Жан открыл глаза и попытался уцепиться за реальность, не сдаться, остаться непоколебимым, сохранить достоинство. Он взглянул в объектив камеры. Кто увидит эти кадры? Узнают его или нет? Борода, длинные волосы, годы, условия, в которых он жил, сделали его неузнаваемым. Во всяком случае, он на это надеялся.

Жан встретился взглядом со стоявшим за камерой человеком и удивился его напряженности. Что это, ненависть? Патологическое любопытство? Все вместе плюс страх?


Еще от автора Тьерри Коэн
История моего безумия

«Когда роман будет закончен, я умру» – так начал известный писатель Сэмюэль Сандерсон свою книгу. Когда-то он был обычным человеком, любил свою жену Дану и дочь Мэйан и был уверен, что семья – самое ценное, что у него есть. Но слава и богатство все изменили, этого испытания Сандерсон не выдержал. Его жизнь отныне протекала в свете софитов, под щелчки фотокамер. Поклонницы считали величайшим счастьем, если он снисходил до интрижки, журналисты почитали за честь взять у него интервью. В этом угаре остановиться, подумать было немыслимо.


Если однажды жизнь отнимет тебя у меня...

Клара и Габриэль не должны были быть вместе: сын богатых родителей, наследник успешного семейного бизнеса, и простая танцовщица — что у них общего? Кажется, весь мир против них: родители и друзья Габриэля считают их отношения не более чем интрижкой, да и сама Клара временами сомневается, что у Габриэля хватит мужества пойти наперекор воле отца и матери.Иногда для того, чтобы понять, что важно, а что второстепенно, нужно потрясение. Таким потрясением в жизни Габриэля и Клары стала автокатастрофа. Судьба дала им шанс: либо все исправить, либо все потерять.


Я выбрал бы жизнь

У Жереми день рождения, ему исполнилось двадцать лет. Именно в этот день он решает свести счеты с жизнью: он больше ничего от нее не ждет, его бросила любимая девушка. Запив таблетки несколькими глотками виски, парень теряет сознание — и приходит в себя год спустя. Он у себя дома, а рядом — его обожаемая Виктория.Так умер он или нет? Может, он попал в рай? Или, наоборот, очутился в аду? Жереми не может вспомнить, что с ним было. Он словно потерялся на границе двух миров и превратился в зрителя, с ужасом наблюдающего, как мимо проходит его собственная, но словно чужая жизнь.


Я знаю, ты где-то есть

В детстве Ноам пережил страшную трагедию – на его глазах погибла мать, и он считал, что виноват в ее гибели.Долгие годы он жил в аду – его мучили непреходящее чувство вины и страх смерти.Чтобы освободиться от кошмара, он обращается к Линетт Маркюс – психотерапевту, чья методика далека от традиционной.Ноаму предстоит пройти настоящий квест, и он не знает, что ждет его на финише. И тем более он не догадывается, что не только врачебным долгом объясняется стремление Линетт во что бы то ни стало помочь ему.


Она так долго снилась мне...

Лиор устала искать свою любовь. Она одинока и целиком погружена в работу. Одно только занятие скрашивает ее дни — чтение. У нее есть любимый автор, и она с нетерпением ждет его нового романа: ей кажется, что в нем она найдет ответы на все свои вопросы и жизнь немедленно наладится. Но, как назло, писатель объявляет, что отныне не напишет ни строчки: сказать ему больше нечего, да и жить в мире фантазий порядком надоело.Девушка в отчаянии: ей не дождаться своей путеводной книги, а как жить дальше, она не понимает.


Надломленные души

Академия надломленных душ — место, в котором подросткам из неблагополучных семей дают второй шанс. Когда в стенах этой особой школы оказываются Лана и Дилан, они далеко не представляют, что же их ждет. Загнанные в ловушку, непонятые окружающими, они всегда сами спасали себя. Но не в этот раз. В этот раз за них решают другие. Загадочные наставники обещают новобранцам другую жизнь, вот только веры в мгновенное исцеление у ребят нет. На кону их будущее, а значит, ошибиться просто нельзя.


Рекомендуем почитать
Листья бронзовые и багряные

В литературной культуре, недостаточно знающей собственное прошлое, переполненной банальными и затертыми представлениями, чрезмерно увлеченной неосмысленным настоящим, отважная оригинальность Давенпорта, его эрудиция и историческое воображение неизменно поражают и вдохновляют. Washington Post Рассказы Давенпорта, полные интеллектуальных и эротичных, скрытых и явных поворотов, блистают, точно солнце в ветреный безоблачный день. New York Times Он проклинает прогресс и защищает пользу вечного возвращения со страстью, напоминающей Борхеса… Экзотично, эротично, потрясающе! Los Angeles Times Деликатесы Давенпорта — изысканные, элегантные, нежные — редчайшего типа: это произведения, не имеющие никаких аналогов. Village Voice.


Скучаю по тебе

Если бы у каждого человека был световой датчик, то, глядя на Землю с неба, можно было бы увидеть, что с некоторыми людьми мы почему-то все время пересекаемся… Тесс и Гус живут каждый своей жизнью. Они и не подозревают, что уже столько лет ходят рядом друг с другом. Кажется, еще доля секунды — и долгожданная встреча состоится, но судьба снова рвет планы в клочья… Неужели она просто забавляется, играя жизнями людей, и Тесс и Гус так никогда и не встретятся?


Сердце в опилках

События в книге происходят в 80-х годах прошлого столетия, в эпоху, когда Советский цирк по праву считался лучшим в мире. Когда цирковое искусство было любимо и уважаемо, овеяно романтикой путешествий, окружено магией загадочности. В то время цирковые традиции были незыблемыми, манежи опилочными, а люди цирка считались единой семьёй. Вот в этот таинственный мир неожиданно для себя и попадает главный герой повести «Сердце в опилках» Пашка Жарких. Он пришёл сюда, как ему казалось ненадолго, но остался навсегда…В книге ярко и правдиво описываются характеры участников повествования, быт и условия, в которых они жили и трудились, их взаимоотношения, желания и эмоции.


Страх

Повесть опубликована в журнале «Грани», № 118, 1980 г.


В Советском Союзе не было аддерола

Ольга Брейнингер родилась в Казахстане в 1987 году. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького и магистратуру Оксфордского университета. Живет в Бостоне (США), пишет докторскую диссертацию и преподает в Гарвардском университете. Публиковалась в журналах «Октябрь», «Дружба народов», «Новое Литературное обозрение». Дебютный роман «В Советском Союзе не было аддерола» вызвал горячие споры и попал в лонг-листы премий «Национальный бестселлер» и «Большая книга».Героиня романа – молодая женщина родом из СССР, докторант Гарварда, – участвует в «эксперименте века» по программированию личности.


Времена и люди

Действие книги известного болгарского прозаика Кирилла Апостолова развивается неторопливо, многопланово. Внимание автора сосредоточено на воссоздании жизни Болгарии шестидесятых годов, когда и в нашей стране, и в братских странах, строящих социализм, наметились черты перестройки.Проблемы, исследуемые писателем, актуальны и сейчас: это и способы управления социалистическим хозяйством, и роль председателя в сельском трудовом коллективе, и поиски нового подхода к решению нравственных проблем.Природа в произведениях К. Апостолова — не пейзажный фон, а та материя, из которой произрастают люди, из которой они черпают силу и красоту.