Я сделаю это для тебя - [16]

Шрифт
Интервал

Неужто демократия дозволяет насилию и страху чувствовать себя как дома на Западе, где люди ослеплены своим высокомерным гуманизмом? Нет и еще раз нет.

Я хочу, чтобы эти люди тоже испытали страх. Пусть боятся и знают: на их преступления мы можем ответить не только пустыми декларациями о всеобщем равенстве и справедливости.

Я хочу, чтобы они принимали решения, ощущая реальную угрозу своей жизни.

Я хочу, чтобы они боялись родственников своих жертв.

Вздор! Все это вздор!

Я просто хочу смерти шейха.


Я не знаю, когда начну действовать. Записываю все, что вижу, слышу, читаю или воображаю насчет моей мишени: его характер и привычки, его подручные, его расписание, минуты отдыха, предполагаемые недостатки…

Я составляю сценарии как описание товара: сильные стороны, преимущества, нежелательные последствия и т. д.

Иногда я вдруг пугаюсь, что моя ненависть утратит силу между строками моих отчетов, растает за часы и дни, потраченные на размышления, анализ, оценку и разведку… Боюсь, как бы моя собственная организованность не угробила стихийный протест, превратив бойца в банального тактика. И когда повседневность понуждает меня сосредоточиться на ситуации, воспринять реальность при свете отвергнутого мной разума, я закрываю глаза и думаю о том дне, о телефонном звонке, о гробике с лохмотьями плоти, об отчаянии Бетти и Пьера. Я погружаюсь в скорбь и исторгаю из мозга даже самый слабый намек на рефлексию, на чувства, способные утишить ненависть, и желание убить возвращается во всей его полноте.

Иногда хватает образа или слова, брошенного в сосуд моей боли, чтобы она воспламенилась и наполнила меня силой.

* * *

Бетти пришлось силой навязывать меня своей семье.

Первые полгода ей удавалось скрывать нашу связь от родителей. Потом она рассказала им обо мне, умолчав о некоторых моментах моей истории.

Отец бушевал, мать прикидывалась святой мученицей, изображая покорность страданию. Бетти, единственный ребенок, маменькина дочка, папина любимица, блестящая студентка юрфака с большим будущим, выбрала в спутники человека из низов. Так отреагировали на сообщение Бетти ее предки, и это при том, что они ничего не знали ни о моем прошлом, ни о друзьях, ни о том, куда я водил Бетти и с кем ее знакомил.


Когда они потребовали очного знакомства, с момента нашего первого поцелуя прошел год.

За ужином, о котором у меня остались самые унизительные воспоминания, я изо всех сил старался быть вежливым, предупредительным, умным. Позже я очень пожалел, что так изворачивался в попытке сойти за своего, хотя именно эта моя досада на себя окончательно убедила Бетти, что я и есть мужчина ее жизни. Она сумела оценить, как сильно я поступился собственным человеческим достоинством.

Впрочем, попытка обаять родственников Бетти оказалась тщетной: в конце вечера отец предложил ей сделать выбор: они или я.

На следующий день заплаканная любимая появилась на моем пороге с чемоданом в руке.


Я помню твои слезы, любимая, твое горячее, дрожащее крупной дрожью тело, судорожные всхлипы, маленький чемоданчик, которому так и не нашлось места среди моего барахла, затуманенный слезами взгляд, когда ты оглядывала мою квартирку. Оглядывала со страхом и надеждой, ибо теперь тебе предстояло здесь жить.

Помню, что подумал в тот момент обо всем, с чем ты расставалась ради меня.

Помню, как был счастлив, что ты выбрала меня, у которого из всех богатств были только любовь и страсть.

Помню, что ощутил небывалый прилив сил и поклялся, что верну тебе все, чем ты пожертвовала.

* * *

Каждые два-три дня я набираю номер Бетти. Знаю, что сама она звонить не будет, проживая часы и дни в попытке забыться.

Бетти редко отвечает на звонки, а если отвечает, старается побыстрее закончить разговор, и голос ее звучит тускло, невыразительно.

Пьер вообще отказывается общаться со мной и всякий раз находит предлог, чтобы улизнуть из комнаты, когда Бетти снимает трубку. Они не понимают, как я мог уехать за границу, и воспринимают это как дезертирство. Телефонное общение с семьей наполняет мою душу противоречивыми и губительными чувствами.

Но я не плачу и не злюсь.

Внешне я должен оставаться бесстрастным.

Насколько получится.

Все негативные эмоции я направляю на свою боль. Хочу превратить эту неудержимую энергию в поток ненависти и терпеливо хранить в ожидании великого дня.

* * *

Шейх выходит на улицу для очередной проповеди. Он поднимется на сооруженную перед крыльцом импровизированную сцену и, как обычно, обратится к сотне приверженцев.

Я подошел, чтобы посмотреть на него вблизи и послушать.


Сегодня утром они установили и опробовали звуковую аппаратуру, как для банального выступления или уличного концерта. Все готово. Паства шейха собирается, люди обнимаются, обмениваются рукопожатиями, прикладывают руку к сердцу, шутят. Они напоминают обычных верующих, мирных отцов семейства. Но как только прозвучат первые слова, некоторые возбудятся, войдут в воинственный транс, слепой и злобный.

Ислам такого не заслуживает. Никакая религия не должна лишаться гуманистической составляющей из-за фанатизма тех, кто ее исповедует.

Двадцать лет назад Набиль рассказывал нам о Мухаммеде, о его романтической жизни, послании истины, молитвы, мира и любви среди людей. Кое-кто слушал с иронической улыбкой. Другим нравилась идея могущества, которую олицетворял собой Пророк: сверхчеловек, взбунтовавшийся против общественных установлений, преданный своему делу лидер. Он воплощал образ верховного вождя для нашей маленькой банды, искавшей свой идеал. Пути, которыми мы следовали в поисках собственных ценностей, были, безусловно, не самыми прямыми, но мы оставались хорошими ребятами. Уравнение было элементарным: нам хотелось лучшей жизни, на нее требовались деньги, и мы знали, где их взять — у богатых. У нас не было политического сознания — только желание перераспределить блага. Но главное, мы хотели обрести семью, которая бы ничем не напоминала наши настоящие семьи. Позже я понял, что наша банда была еще и слепком общества со своей иерархией, правилами, организацией и системой финансирования, позволявшей нам существовать.


Еще от автора Тьерри Коэн
История моего безумия

«Когда роман будет закончен, я умру» – так начал известный писатель Сэмюэль Сандерсон свою книгу. Когда-то он был обычным человеком, любил свою жену Дану и дочь Мэйан и был уверен, что семья – самое ценное, что у него есть. Но слава и богатство все изменили, этого испытания Сандерсон не выдержал. Его жизнь отныне протекала в свете софитов, под щелчки фотокамер. Поклонницы считали величайшим счастьем, если он снисходил до интрижки, журналисты почитали за честь взять у него интервью. В этом угаре остановиться, подумать было немыслимо.


Если однажды жизнь отнимет тебя у меня...

Клара и Габриэль не должны были быть вместе: сын богатых родителей, наследник успешного семейного бизнеса, и простая танцовщица — что у них общего? Кажется, весь мир против них: родители и друзья Габриэля считают их отношения не более чем интрижкой, да и сама Клара временами сомневается, что у Габриэля хватит мужества пойти наперекор воле отца и матери.Иногда для того, чтобы понять, что важно, а что второстепенно, нужно потрясение. Таким потрясением в жизни Габриэля и Клары стала автокатастрофа. Судьба дала им шанс: либо все исправить, либо все потерять.


Я выбрал бы жизнь

У Жереми день рождения, ему исполнилось двадцать лет. Именно в этот день он решает свести счеты с жизнью: он больше ничего от нее не ждет, его бросила любимая девушка. Запив таблетки несколькими глотками виски, парень теряет сознание — и приходит в себя год спустя. Он у себя дома, а рядом — его обожаемая Виктория.Так умер он или нет? Может, он попал в рай? Или, наоборот, очутился в аду? Жереми не может вспомнить, что с ним было. Он словно потерялся на границе двух миров и превратился в зрителя, с ужасом наблюдающего, как мимо проходит его собственная, но словно чужая жизнь.


Я знаю, ты где-то есть

В детстве Ноам пережил страшную трагедию – на его глазах погибла мать, и он считал, что виноват в ее гибели.Долгие годы он жил в аду – его мучили непреходящее чувство вины и страх смерти.Чтобы освободиться от кошмара, он обращается к Линетт Маркюс – психотерапевту, чья методика далека от традиционной.Ноаму предстоит пройти настоящий квест, и он не знает, что ждет его на финише. И тем более он не догадывается, что не только врачебным долгом объясняется стремление Линетт во что бы то ни стало помочь ему.


Она так долго снилась мне...

Лиор устала искать свою любовь. Она одинока и целиком погружена в работу. Одно только занятие скрашивает ее дни — чтение. У нее есть любимый автор, и она с нетерпением ждет его нового романа: ей кажется, что в нем она найдет ответы на все свои вопросы и жизнь немедленно наладится. Но, как назло, писатель объявляет, что отныне не напишет ни строчки: сказать ему больше нечего, да и жить в мире фантазий порядком надоело.Девушка в отчаянии: ей не дождаться своей путеводной книги, а как жить дальше, она не понимает.


Надломленные души

Академия надломленных душ — место, в котором подросткам из неблагополучных семей дают второй шанс. Когда в стенах этой особой школы оказываются Лана и Дилан, они далеко не представляют, что же их ждет. Загнанные в ловушку, непонятые окружающими, они всегда сами спасали себя. Но не в этот раз. В этот раз за них решают другие. Загадочные наставники обещают новобранцам другую жизнь, вот только веры в мгновенное исцеление у ребят нет. На кону их будущее, а значит, ошибиться просто нельзя.


Рекомендуем почитать
Скучаю по тебе

Если бы у каждого человека был световой датчик, то, глядя на Землю с неба, можно было бы увидеть, что с некоторыми людьми мы почему-то все время пересекаемся… Тесс и Гус живут каждый своей жизнью. Они и не подозревают, что уже столько лет ходят рядом друг с другом. Кажется, еще доля секунды — и долгожданная встреча состоится, но судьба снова рвет планы в клочья… Неужели она просто забавляется, играя жизнями людей, и Тесс и Гус так никогда и не встретятся?


Сердце в опилках

События в книге происходят в 80-х годах прошлого столетия, в эпоху, когда Советский цирк по праву считался лучшим в мире. Когда цирковое искусство было любимо и уважаемо, овеяно романтикой путешествий, окружено магией загадочности. В то время цирковые традиции были незыблемыми, манежи опилочными, а люди цирка считались единой семьёй. Вот в этот таинственный мир неожиданно для себя и попадает главный герой повести «Сердце в опилках» Пашка Жарких. Он пришёл сюда, как ему казалось ненадолго, но остался навсегда…В книге ярко и правдиво описываются характеры участников повествования, быт и условия, в которых они жили и трудились, их взаимоотношения, желания и эмоции.


Шаги по осени считая…

Светлая и задумчивая книга новелл. Каждая страница – как осенний лист. Яркие, живые образы открывают читателю трепетную суть человеческой души…«…Мир неожиданно подарил новые краски, незнакомые ощущения. Извилистые улочки, кривоколенные переулки старой Москвы закружили, заплутали, захороводили в этой Осени. Зашуршали выщербленные тротуары порыжевшей листвой. Парки чистыми блокнотами распахнули свои объятия. Падающие листья смешались с исписанными листами…»Кулаков Владимир Александрович – жонглёр, заслуженный артист России.


Страх

Повесть опубликована в журнале «Грани», № 118, 1980 г.


В Советском Союзе не было аддерола

Ольга Брейнингер родилась в Казахстане в 1987 году. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького и магистратуру Оксфордского университета. Живет в Бостоне (США), пишет докторскую диссертацию и преподает в Гарвардском университете. Публиковалась в журналах «Октябрь», «Дружба народов», «Новое Литературное обозрение». Дебютный роман «В Советском Союзе не было аддерола» вызвал горячие споры и попал в лонг-листы премий «Национальный бестселлер» и «Большая книга».Героиня романа – молодая женщина родом из СССР, докторант Гарварда, – участвует в «эксперименте века» по программированию личности.


Времена и люди

Действие книги известного болгарского прозаика Кирилла Апостолова развивается неторопливо, многопланово. Внимание автора сосредоточено на воссоздании жизни Болгарии шестидесятых годов, когда и в нашей стране, и в братских странах, строящих социализм, наметились черты перестройки.Проблемы, исследуемые писателем, актуальны и сейчас: это и способы управления социалистическим хозяйством, и роль председателя в сельском трудовом коллективе, и поиски нового подхода к решению нравственных проблем.Природа в произведениях К. Апостолова — не пейзажный фон, а та материя, из которой произрастают люди, из которой они черпают силу и красоту.