Я сделал выбор (Записки курсанта школы милиции) - [13]

По строю прошел легкий шумок.

— На операцию пойдут только те, — продолжал подполковник, — кто не побоится трудностей. По имеющимся сведениям преступников трое, они вооружены. Место пребывания их неизвестно, поэтому трудно сказать, в какую вы попадете обстановку. Итак, товарищи, — подытожил Мирный, — кто добровольно изъявляет желание пойти на розыски и задержание преступников, два шага вперед, шагом марш!

Не успел он закончить, как строй колыхнулся и сделал два шага вперед.

— Значит, все! Это хорошо... — произнес подполковник. — Тогда будем отбирать, — и он пошел вдоль строя. Из первого взвода двое вышли и встали перед строем по указанию Мирного, из второго взвода — трое.

«Да так до нашего взвода не дойдет», — мелькнула беспокойная мысль. Рядом со мной закряхтел от волнения Степан, а Толик, не выдержав, высунулся вперед на целую голову из-за спины Степана.

Мирный, поравнявшись с нашим взводом, внимательно посмотрел на нас и спросил:

— Алимов из вашего взвода?

— Так точно, товарищ подполковник, — ответил я.

— Яхонтов, Заболотный, Федоров, — выйти из строя.

Мы сделали два шага вперед. С нами вышел и Вадим.

— Курсант Стриженов, вас я не вызывал.

Вадим с решимостью посмотрел на подполковника, у него задрожали губы, он весь подался вперед и дрожащим от волнения голосом произнес: «Товарищ подполковник! Товарищ подполковник! Возьмите меня, пожалуйста».

— Товарищ подполковник! — скороговоркой заговорили мы сразу все трое, — он наш товарищ.

— Ладно, оставайтесь, Стриженов, — махнул рукой Мирный и пошел дальше к шестому взводу.

* * *

Анвар лежал в больнице и к нему никого не пускали. Мне и Степану все же удалось уговорить врача, и нас пустили на минутку.

Раненый лежал в палате один на высокой шарнирной кровати, обложенный со всех сторон подушками. У его ног на табуретке сидела небольшого роста опрятно одетая старушка. Мы знали, что у Анвара не было матери. Значит, это его бабушка, о которой он рассказывал. Она первой в их кишлаке в двадцатые годы сбросила с себя паранджу. Встретившись с ее взглядом, я был удивлен: на меня из-под седой пряди волос смотрели глаза Анвара — сильные, волевые, жизнерадостные глаза.

Чтобы не нарушать тишины, мы шепотом поздоровались с ним. Анвар лежал с закрытыми глазами. Его вид поразил меня. Лицо бледное, почти бескровное, из-за этого Анвар казался лет на двадцать старше. «Да, крепко его тряхнуло», — подумал я. Перебросившись со Степаном взглядами, решили уходить, но в этот момент Анвар еле слышно попросил:

— Ребята, не уходите, — Анвар говорил, не открывая глаз.

Мы не знали, что нам делать, и в нерешительности потоптались на месте.

А он лежал, и даже губы его не шевелились, как будто не им были сказаны эти слова. Но вот какая-то живинка пробежала по его лицу. Анвар медленно открыл глаза. Они по-прежнему были жизнерадостные, но только утомленные. «С такими глазами люди не погибают», — радостно отметил я. Анвар посмотрел на нас и с трудом улыбнулся, но тут же лицо его опять посуровело. Он, пытаясь поднять голову с подушки, произнес:

— Ребята, я не виноват... Не виноват я, ребята, — чуть слышно шептали его губы.

— Да ты что, Анвар. Что ты, дружище, лежи, тебе нельзя разговаривать. Мы все знаем, — успокоил я его.

— Нет, пока не расскажу, не успокоюсь, — решительно произнес он.

Мы не стали возражать, чувствуя, что все это мучает его не меньше, чем раны. Он попросил глоток воды и, отпив из чашки, тихо заговорил.

При распределении в отделе милиции Анвар попал в группу к участковому, который в этот вечер у себя на участке проверял паспортный режим.

Весь вечер они ходили вместе, но в двенадцатом часу участковый, видя, что осталось мало времени, раздал каждому курсанту по повестке.

— Соберемся ровно в полночь на трамвайной остановке, — предупредил он всех, и курсанты разошлись по своим адресам. Анвару попал адрес женщины, муж которой сидел в тюрьме, а она нигде не работала и вела разгульный образ жизни. Участковый перед праздником решил пригласить ее к себе на профилактическую беседу. Анвар направился по указанному адресу. От трамвайной остановки он пошел к новым многоэтажным домам.

Отсчитав вдоль дороги четыре дома, Анвар подошел к пятому. В доме уже почти все спали, лишь кое-где светились окна. Горел свет и в окне нужной ему квартиры.

Непривычно гулко стучали курсантские сапоги по бетонным ступенькам, а их до четвертого этажа оказалось много. Лампочка в подъезде не горела, и Анвар, чтобы не ошибиться номером, нагнувшись, стал всматриваться в цифры на двери.

Постучавшись в дверь и ожидая, пока ее откроют, Анвар за своей спиной услышал тяжелое прерывистое дыхание. Кто бы это мог быть, ведь за ним никто не шел. Он резко повернулся и спросил:

— Вы откуда?

— С того света, — со злой иронией произнес стоящий и со всей силой толкнул его в распахнувшуюся дверь. Анвар влетел в неосвещенный узкий коридор и тут же попал в крепкие объятия какого-го мужчины.

— Ур, Муслим! — крикнул толкнувший. В одно мгновение все для Анвара стало ясно: он в руках преступников.

Мелькнула мысль: пощады не будет.

Анвар, вцепившись в одежду Муслима, резко присел, а затем поднял его вверх, как делал это неоднократно в борьбе «кураш», по которой имел первый спортивный разряд. Только на этот раз борьба шла не за титул, не за звание чемпиона, а за жизнь. Он со всей силы кинул трепыхавшегося и что-то кричащего на весу человека вниз, к себе под ноги, в темноту. Тот заревел нечеловеческим голосом от страшной боли. Анвар, не обращая на него внимания, обернулся к толкнувшему, но тут же получил сильный удар в грудь и, падая, увидел над собой зловещий огонек золотого зуба.