Я сам себе жена - [40]

Шрифт
Интервал

Это ведь не просто мертвый камень и безжизненная мебель, в этих предметах отражается история людей, которые их строили, которые здесь жили. Бессмысленное разрушение затрагивает образ жизни, основы духовной и эстетической культуры. Оно необратимо обедняет наши будни.

Во мне всегда жило стремление что-то сохранить — не для себя, а для потомков: жизнь вещей должна продолжаться и не может так бессмысленно кончаться. Эта мысль воодушевляет меня. Делай все что только можешь сделать своими двумя руками, думал я. Часто мне хотелось бы иметь больше рук, чтобы спасти, например, замок Шенайхе или замок Фредерсдорф, который был снесен уже в восьмидесятые годы.


Я демонтировал все в старых домах с большой осторожностью, чтобы ничего не сломалось. Каждый винтик от таблички со звонком я забирал с собой. Спасенные лестничные перила я пронумеровал и хранил в своем музее, пока они мне не понадобились.

Посетители выставки часто думают, что дверные ручки, карнизы, резные планки дверей и плинтуса здесь всегда. Глубокое заблуждение. Но я, конечно, немножечко горжусь, что все так гармонично подходит.

Я расспрашивал хозяек, пожилых дам и служанок, работавших в давние времена, какая мебель могла стоять, например, в гостиной или столовой периода грюндерства, и как она расставлялась. Я листал мебельные каталоги кайзеровских времен, те каталоги, которые я нашел у старьевщиков во время войны. Я рылся у букинистов в поисках книг и был вознагражден: «Практичная домашняя хозяйка» 1900 года и «Я могу вести хозяйство» 1890 года. Они касались исключительно домашнего хозяйства, этикета, обстановки квартиры. И странно, я нашел все это настолько правильным и скроенным по мне, что стал отличной хозяйкой периода грюндерства.


Первая экскурсия по музею 1 августа 1960 года состоялась случайно. В то время трамвайные рабочие как раз ремонтировали рельсы, садовники работали в парке, и рабочие имения рассказали во дворе о музее. «Ребята, мы обязательно должны разочек зайти туда». После окончания рабочего дня они пришли, к ним присоединились несколько любопытных прохожих. Две комнаты я уже обставил полностью — жилую комнату 1890 года, которая и сегодня остается вторым пунктом моей экскурсии и столовую, которую разобрал годом позже, чтобы освободить место для неоготической комнаты.

О моем музее заговорили в округе. Крестьяне и жители Мальсдорфа рассказывали в кафе и пивных: «Там стоит большой музыкальный автомат с жестяными пластинками, и он все их проигрывает». И хотя стены еще не были отремонтированы и с потолка свисала штукатурка, людям нравилось в музее, они находили его занятным. Ко мне приходили рабочие бригады, школьные классы. студенты, изучавшие искусство и, конечно, коллеги — музейные работники.

* * *

С 1963 года в подвале мальсдорфского имения стоит жемчужина моей коллекции — «самая сухая пивная» Берлина. Я ехал на улицу Мулак-штрассе в Шойненфиртель, чтобы приобрести мебель из пивной «Мулакритце» («Мулакская щель»), еще не подозревая, что меня позвали в одну из самых знаменитых пивных старого Берлина. Вокруг лежали узенькие улицы; несмотря на запущенные фасады их домов и малюсенькие лавчонки, несмотря на отвалившуюся штукатурку, они приятно контрастировали с чудовищностью, находившейся поблизости Александер-платц.


В Шойненфиртеле легче схлопотать по морде, чем в любом другом районе Берлина. Притоны, пивные и мелочные лавки, проститутки, сутенеры, старьевщики и малолетние воришки определяют дух квартала с начала века. Когда-то давно здесь стояли амбары берлинских земледельцев — отсюда и название. Когда один из курфюрстов решил, что хлебным амбарам самое место за воротами города, здесь образовался квартал складов, путаница переулочков из двадцати семи хранилищ. В XIV веке амбарам пришлось отступить перед жилыми зданиями, узкими угловатыми домишками на узеньких улочках.

Сменявшие друг друга властители пытались наложить руку на этот квартал Старого Берлина, как, пожалуй, ни на какую другую часть города — все напрасно. Еще император Вильгельм II хотел сровнять его с землей, до такой степени пришли в упадок узкие улочки с их крошечными двориками, жалкими квартирками и подвалами. В лабиринте улочек, забитых людьми, бушевала жизнь во всей ее непосредственности. Проститутки и их «защитники» вместе с жителями и рабочими из ближайшей округи хлебали свой суп в забегаловках, устроенных без разрешения.


После Первой мировой войны здесь бушевали уже другие обитатели: социал-демократический «кровавый пес» Густав Носке после так называемого «спартаковского восстания» практически отдал жителей района под расстрел. Полковник Райнхард, командующий берлинскими войсками и имевший меткую кличку «берлинский мясник», пошел в наступление, чтобы покорить улицы, прилегающие к площади Александер-платц. Носке приказал: «Любое лицо, обнаруженное с оружием в руках и оказавшее сопротивление правительственным войскам, подлежит немедленному расстрелу». Ретивый полковник расширил приказ: «Из домов из которых велась стрельба по войскам, будут выводиться на улицу все жильцы, независимо от того, ссылаются они на свою непричастность или нет, а в их отсутствие в домах будет производиться обыск на наличие оружия; подозрительные личности, у которых будет действительно обнаружено оружие, подлежат расстрелу». В узких улицах Шойненфиртеля были применены испытанные средства из полевого арсенала Первой мировой войны: от огнеметов до тяжелых гаубиц. Можно представить, что это означало для переполненного людьми района. О сценах, разыгравшихся на улочках вокруг Александер-платц в марте 1919 года после этого безумного приказа, еще и сегодня предпочитают помалкивать.


Рекомендуем почитать
Молодежь Русского Зарубежья. Воспоминания 1941–1951

Рассказ о жизни и делах молодежи Русского Зарубежья в Европе в годы Второй мировой войны, а также накануне войны и после нее: личные воспоминания, подкрепленные множеством документальных ссылок. Книга интересна историкам молодежных движений, особенно русского скаутизма-разведчества и Народно-Трудового Союза, историкам Русского Зарубежья, историкам Второй мировой войны, а также широкому кругу читателей, желающих узнать, чем жила русская молодежь по другую сторону фронта войны 1941-1945 гг. Издано при участии Posev-Frankfurt/Main.


Актеры

ОТ АВТОРА Мои дорогие читатели, особенно театральная молодежь! Эта книга о безымянных тружениках русской сцены, русского театра, о которых история не сохранила ни статей, ни исследований, ни мемуаров. А разве сражения выигрываются только генералами. Простые люди, скромные солдаты от театра, подготовили и осуществили величайший триумф русского театра. Нет, не напрасен был их труд, небесследно прошла их жизнь. Не должны быть забыты их образы, их имена. В темном царстве губернских и уездных городов дореволюционной России они несли народу свет правды, свет надежды.


Сергей Дягилев

В истории русской и мировой культуры есть период, длившийся более тридцати лет, который принято называть «эпохой Дягилева». Такого признания наш соотечественник удостоился за беззаветное служение искусству. Сергей Павлович Дягилев (1872–1929) был одним из самых ярких и влиятельных деятелей русского Серебряного века — редактором журнала «Мир Искусства», организатором многочисленных художественных выставок в России и Западной Европе, в том числе грандиозной Таврической выставки русских портретов в Санкт-Петербурге (1905) и Выставки русского искусства в Париже (1906), организатором Русских сезонов за границей и основателем легендарной труппы «Русские балеты».


Путеводитель потерянных. Документальный роман

Более тридцати лет Елена Макарова рассказывает об истории гетто Терезин и курирует международные выставки, посвященные этой теме. На ее счету четырехтомное историческое исследование «Крепость над бездной», а также роман «Фридл» о судьбе художницы и педагога Фридл Дикер-Брандейс (1898–1944). Документальный роман «Путеводитель потерянных» органично продолжает эту многолетнюю работу. Основываясь на диалогах с бывшими узниками гетто и лагерей смерти, Макарова создает широкое историческое полотно жизни людей, которым заново приходилось учиться любить, доверять людям, думать, работать.


Герои Сталинградской битвы

В ряду величайших сражений, в которых участвовала и победила наша страна, особое место занимает Сталинградская битва — коренной перелом в ходе Второй мировой войны. Среди литературы, посвященной этой великой победе, выделяются воспоминания ее участников — от маршалов и генералов до солдат. В этих мемуарах есть лишь один недостаток — авторы почти ничего не пишут о себе. Вы не найдете у них слов и оценок того, каков был их личный вклад в победу над врагом, какого колоссального напряжения и сил стоила им война.


Гойя

Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.


Загадочная Коко Шанель

В книге друга и многолетнего «летописца» жизни Коко Шанель, писателя Марселя Эдриха, запечатлен живой образ Великой Мадемуазель. Автор не ставил перед собой задачу написать подробную биографию. Ему важно было донести до читателя ее нрав, голос, интонации, манеру говорить. Перед нами фактически монологи Коко Шанель, в которых она рассказывает о том, что ей самой хотелось бы прочитать в книге о себе, замалчивая при этом некоторые «неудобные» факты своей жизни или подменяя их для создания законченного образа-легенды, оставляя за читателем право самому решать, что в ее словах правда, а что — вымысел.


Этюды о моде и стиле

В книгу вошли статьи и эссе знаменитого историка моды, искусствоведа и театрального художника Александра Васильева. В 1980-х годах он эмигрировал во Францию, где собрал уникальную коллекцию костюма и аксессуаров XIX–XX веков. Автор рассказывает в книге об истории своей коллекции, вспоминает о родителях, делится размышлениями об истории и эволюции одежды. В новой книге Александр Васильев выступает и как летописец русской эмиграции, рассказывая о знаменитых русских балеринах и актрисах, со многими из которых его связывали дружеские отношения.


Пожирательница гениев

Титул «пожирательницы гениев» Мизиа Серт, вдохновлявшая самых выдающихся людей своего времени, получила от французского писателя Поля Морана.Ренуар и Тулуз-Лотрек, Стравинский и Равель, Малларме и Верлен, Дягилев и Пикассо, Кокто и Пруст — список имен блистательных художников, музыкантов и поэтов, окружавших красавицу и увековечивших ее на полотнах и в романах, нельзя уместить в аннотации. Об этом в книге волнующих мемуаров, написанных женщиной-легендой, свидетельницей великой истории и участницей жизни великих людей.