Я - Русский офицер! - [34]

— Ну не целоваться же нам на морозе!? — спросил Краснов, оправдываясь.

— Для этого есть дом, где тепло и уютно. Тебя же, Валерочка, никто не гонит! Мать почти постоянно в больнице, — сказала Леди, приглашая Краснова к более активным действиям.

В этот момент Валерка изменился в лице и как-то сурово сказал:

— Я боюсь не выдержать. Я же тебя очень люблю. Не хочу, чтобы твоя мать потом говорила всякую ерунду и упрекала меня в том, что я совратил тебя…

— Мать на Новый год будет снова на дежурстве, — сказала Ленка, словно не слыша оправданий Краснова. — Я приглашаю тебя к себе, зажжем свечи, накроем стол. Я купила бутылку вина «Улыбка». Послушаем новогоднее поздравление товарища Сталина. А там как бог даст!

Валерка улыбнулся и поцеловал Леди в щеку.

— Я обязательно приду, раз товарищ Сталин будет всех нас поздравлять! Без его поздравлений жизнь в Новом году обязательно остановится! — сказал он на ухо девчонке, чтобы никто не слышал его иронии.

Третий звонок, прозвучавший в фойе кинотеатра, пригласил запоздавших в кинозал. Усевшись в последнем ряду, Валерка расстегнул свою летную отцовскую куртку и обнял девчонку, прижимая к себе. Леди, чувствуя настоящую мужскую руку на своем плече, уверенно откинулась назад и, оперлась на неё своей головой, ощущала себя абсолютно счастливой женщиной. Ведь он был совсем рядом, его теплая щека касалась ее, и от этих прикосновений было удивительно приятно и спокойно.

Запах Ленкиных волос, тепло её щеки, будоражили все нервные окончания Краснова. Как всегда в таких случаях, по его спине начинали свой марш колонны мурашек, которые щекотали его нервы, заставляя раз от разу глубоко вздыхать. Он, ежась от их беспощадного топота, все сильнее и сильнее прижимал девчонку к себе и когда свет в зале гас, нежно целовал её в щеку. В ту минуту, прижавшись к Лене, он поднимался на самую вершину блаженства, и ему не хотелось, чтобы эти приятные ощущения когда-то кончались…

Ведь это была его первая любовь…

* * *

Двери в камеру грохнули цепным звоном. Через мгновение «кормушка» открылась, и в этом маленьком оконце появилось пухлое и красное от водки, лицо тюремного вертухая.

— Краснова Светлана Владимировна, — назвал фамилию охранник.

Светлана, накинув на плечи шаль из козьего пуха, подошла к двери.

— Я, Светлана Владимировна Краснова, — сказала она довольно спокойно, так как уже привыкла и к ночным допросам, и выходкам вертухаев, которые не скрывали своих желаний завладеть её телом.

— Кем вам доводится Краснов Валерий Леонидович? — сурово спросил охранник.

— Кем, кем — сыном, — ответила Светлана удивленно, и в эту минуту ее сердце встрепенулось, словно испуганная птица, взлетевшая с ветки.

— Вам передача, — сказал голос охранника. — Принимайте!

Дверь приоткрылась и осужденный из хозобслуги тюрьмы, подал в дверной проем Светлане собранный сыном узелок.

В эту самую секунду с ее плеч будто упала целая гора, и чувство какого-то бабьего счастья пронзило все ее нервные окончания от кончиков пальцев до самого мозга.

— Бабы, бабоньки, девочки мои дорогие! Мне сын передачу прислал! — от волнения еле вымолвила Светлана.

Она держала в трясущихся руках пузатый платок, перевязанный по углам, а по ее щекам сплошным потоком катились слезы. Горечь разлуки и радость, что он где-то рядом смешались в единую гремучую смесь.

Светлана словно онемела и уже хотела было идти к «наре», чтобы поделить с арестантками эти жалкие продукты, как грубый голос вертухая проорал ей в след:

— Куда пошла, кобыла? Расписываться в получении я, что ли буду за тебя?

Светлана вернулась, и, взяв в руки химический карандаш, поставила свою роспись в графе «Подпись арестованного».

Краснова с какой-то невиданной любовью прижала к груди этот узелок и слезы прямо потоком хлынули из её глаз. Она прижимала передачу с такой материнской нежностью, словно это была не передача, собранная сыном, а сам её Валерка. Она гладила, гладила рукой узелок, который как ей тогда казалось, еще хранил тепло и запах её сына, и именно сейчас был ей так необычайно дорог.

Арестованные бабы одобрительно загалдели. Светлана присела на край тюремной нары и, положив узелок на постель, развязала. Первое, что бросилось в глаза, это была еловая веточка с привязанными к ней конфетами в обертке из фольги. Несколько луковиц, шмат ароматного сала с чесноком и черным перцем, палка копченой колбасы, да три яблока, вот и все, что смог собрать сын. К веточке вместе с конфетами была привязана маленькая записка. Трепетно Светлана развернула записку и увидела аккуратный и красивый почерк сына.

«Здравствуй мама!

Поздравляю тебя с Новым 1941 годом! У меня все хорошо. Учусь хорошо, заканчиваю свой аэроклуб. Сейчас готовлюсь поступать в школу военных летчиков имени Полины Осипенко в Одессе. Я надеюсь, что у тебя тоже все будет хорошо! Тебе привет от Лены.

Еще раз, мы с Леной, поздравляем тебя с Новым 1941 годом! Желаем, здоровья и скорейшего возвращения домой.

Твой сын Валера и Леночка».

Светлана несколько раз перечитывала, перечитывала и перечитывала записку, боясь пропустить что-то самое важное.

Несмотря на свое незавидное положение, она впервые за все это время была счастлива. Сын, её Валерка, вырос и скоро, как и отец, станет военным летчиком, и эта новость еще больше придавала ей сил и терпения. Света прижала это письмо к груди и, улыбнувшись, сказала: