Я родился в период духовного упадка человечества - [14]

Благоговение перед жизнью содержит в себе смирение, миро- и жизнеутверждение и этику - три основных элемента мировоззрения как три взаимозависимых результата мышления.

Существовали мировоззрения резиньяции; мировоззрения миро- и жизнеутверждения и мировоззрения, которые стремились удовлетворять требованиям этики. Но ни одно из них не могло объединить воедино все три элемента. Это стало возможным лишь тогда, когда все эти три элемента были поняты в своей основе как всеобщее выражение благоговения перед жизнью и осознаны как три взаимосвязанные составляющие ее содержания. Смирение и миро- и жизнеутверждение не обладают собственным бытием наряду с этикой, но являются ее нижними октавами.

Возникнув из предметного мышления, этика благоговения перед жизнью является предметной и ставит человека в постоянное и предметное противоречие с действительностью.

На первый взгляд кажется, будто благоговение перед жизнью - что-то слишком всеобщее и нежизненное, чтобы оно могло сформировать содержание живой этики. Но мышление должно заботиться не о том, достаточно ли живо звучат его выражения, а лишь о том, являются ли они точными и соответствующими жизни. Кто испытает воздействие этики благоговения перед жизнью, тот почувствует, какой огонь таит в себе нежизненность ее требований. Этика благоговения перед жизнью - это универсальная этика любви. Это осознанная во всей своей логической необходимости этика Иисуса.

Ее могут упрекнуть также в том, что она придает естественной жизни слишком большую ценность. На это можно возразить, что ошибкой всех прежних этик было то, что они не могли признать жизнь, с которой имели дело, жизнь как таковую, несущей в себе свою таинственную ценность. Духовная жизнь идет нам навстречу в природном бытии. Благоговение перед жизнью относится как к ее природным, так и духовным проявлениям... Человек в притче Иисуса спасает не душу потерянной овцы, но саму ее. Благоговение перед естественной жизнью неизбежно влечет за собой также благоговение перед духовной жизнью.

Особенно странным находят в этике благоговения перед жизнью то, что она не подчеркивает различия между высшей и низшей, более ценной и менее ценной жизнью. У нее есть свои основания поступать таким образом.

Попытка установить общезначимые ценностные различия между живыми существами восходит к стремлению судить о них в зависимости от того, кажутся ли они нам стоящими ближе к человеку или дальше, что, конечно, является субъективным критерием. Ибо кто из нас знает, какое значение имеет другое живое существо само по себе и в мировом целом?

Если последовательно проводить такое различение, то придется признать, будто имеется лишенная всякой ценности жизнь, которой можно нанести вред и даже уничтожить ее без всяких последствий. А потом к этой категории жизни можно будет причислить в зависимости от обстоятельств те или иные виды насекомых или примитивные народы.

Для истинно нравственного человека всякая жизнь священна, даже та, которая с нашей человеческой точки зрения кажется нижестоящей. Различие он проводит только от случая к случаю и в силу необходимости, когда жизнь ставит его в ситуацию выбора, какую жизнь он должен сохранить, а какой пожертвовать. При этом он должен сознавать, что решение его субъективно и произвольно, и это обязывает его нести ответственность за пожертвованную жизнь.

Я радуюсь новому лекарству от сонной болезни, которое дает мне возможность сохранить жизнь там, где прежде я вынужден был наблюдать долгое и мучительное угасание. Но каждый раз, когда я рассматриваю под микроскопом возбудителей сонной болезни, я не могу не думать, что обязан истребить эту жизнь, дабы сохранить другую.

Я покупаю у туземцев птенца скопы, которого они поймали на прибрежной отмели, чтобы спасти его от жестоких рук, но теперь я должен решать, оставить ли его умирать с голоду или же убивать ежедневно множество рыбок, чтобы сохранить ему жизнь. Я решаюсь на последнее. Но каждый день я ощущаю тяжесть своей ответственности за принесение в жертву одной жизни ради другой.

Находясь вместе со всеми живыми существами под действием закона самораздвоения воли к жизни, человек все чаще оказывается в положении, когда он может сохранить свою жизнь, как и жизнь вообще, только за счет другой жизни. Если он руководствуется этикой благоговения перед жизнью, то он наносит вред жизни и уничтожает ее лишь под давлением необходимости и никогда не делает этого бездумно. Но там, где он свободен выбирать, человек ищет положение, в котором он мог бы помочь жизни и отвести от нее угрозу страдания и уничтожения.

Но особую радость доставляет мне, с детства преданному движению защиты животных, то, что универсальная этика благоговения перед жизнью признает сострадание к животному - многократно осмеянное как сентиментальность свойственным каждому мыслящему человеку. Все предшествующие этические учения останавливались перед проблемой отношения человека и животного, либо не понимая ее, либо не видя возможности решения. Даже в тех случаях, когда они считали правильным сострадание к живым существам, они не знали, как реализовать его, потому что были ориентированы, собственно, лишь на отношение человека к человеку.