«…Я прожил жизнь» - [54]

Здесь – после двух, трех дней дождей – полное лето. Летают птицы[530] и бабочки, темно-синее небо. Сегодня 32°. Теперь дождей не будет уже до декабря месяца. Ты спрашиваешь о быте здешних людей, особенно женщин.

Я этого еще не изучил в такой степени, чтобы ответить полностью.

В чадрах здесь не ходят и не ходили никогда. В чадрах и паранджах ходят женщины в Узбекистане и в др. азиатских странах. А в Туркмении – и раньше, и теперь иногда – женщины носят только темные покрывала, закрывающие их подбородок и рот, а остальное лицо открыто.

Чтобы мужики прижимали баб – это что-то незаметно. М[ожет] б[ыть], это было у баев (кулаков), имевших помногу жен, но баев давно раскулачили, многие из них сбежали в Персию и Афганистан. Кроме того, я видел женщин-работниц на ковровых фабриках и на текстильной фабрике, так что мужьям трудно их «прижимать». Но в аулах я еще не жил, только был проездом, и не знаю, как там устроен быт.

Женщины есть на общественных постах и в правительстве (в Ашхабаде), так что радуйся. В этой части тут делается много. Предсовнаркома К. С. Атабаев (я с ним провел 4 дня в салон-вагоне) – туркмен и, кажется, брат того полпреда Атабаева[531], который был у нас на вечеринке, – исключительно одаренный человек, с простым и обаятельным характером. Но только окружение его не то, которого он заслуживает. Здесь вообще, как нигде, нужны культурные, честные, мужественные люди. На людей здесь страшный голод, но зачастую сюда приезжают те, которые изгнаны отовсюду в России, «брак продукции».

Братья-писатели надоели друг другу ужасно[532].

К 15–16 числу все разъедутся. Бригада более чем наполовину состоит из барахла или из таких хлюстов, как Коська или Козин-дурачок[533].

Отношение ко мне постоянно имеет тот оттенок, о котором ты знаешь, но я не обращаю внимания. Я приехал ради серьезного дела, ради пустыни и Азии.

Ты написала, что я врал – был у Келлера и тебе не сказал. Неправда. Я был у Новикова, где видел Келлера, а у самого Келлера не был. Да и что за смысл про это врать. Ты опять слышала какой-то пустой звон.

Адреса «всему тресту»[534] я также не давал. Сказал Ник[олаю] Мих[айловичу][535], что мне можно писать: Ашхабад – до востреб[ования]. Что тут за ложь, за преступление или событие? Ведь я тут совершенно один, мне дорого получить письмо. Ведь писатели – это не друзья. Кроме того, я прожил с ними в общей сложности дня 4 или 5.

Новиковы родились не в рубашках, а просто подлецы. Я их и тут вижу целые кучи. Да еще какие! Люди из песка сливки делают.

Присылать мне, кроме писем и телеграмм, ничего не нужно. А я вам кое-что постараюсь выслать. Тришина до сих пор нет здесь. Жуликоватый парень оказался.

Береги крепче мальчика, не допускай его до опасности.

Вчера, кажется, была пасха[536]. «Христос воскресе»! Вчера вечером мы посетили местного композитора.

Ант[она] Ал[ександровича] Эйхенвальда[537] и весь вечер слушали туркменскую, персидскую, китайскую, афганскую, узбекскую и татарскую музыку. Ты знаешь – это превосходно, настолько, что нельзя представить. Эйхенвальд собирает музыку 35 лет! Это не подделка, а натуральная народная музыка. Он водит знакомство с народными певцами (бахши´) и записывает.

Я принял меры, чтобы списать несколько песен (ноты) и прислать тебе. Ты придешь в восторг. Это не хуже, а м[ожет] б[ыть] и лучше песен Шуберта и Грига. Есть совершенно воздушные, невесомые мелодии, как будто воздух летит над пустыней.

Обязательно постараюсь стащить для тебя 2–3 вещи.

Уже 18 дней, как я уехал от вас[538]! И еще осталось мне быть в одиночестве много дней.

Целую тебя… Целую Тотика в лоб. Андрей.

Печатается по первой публикации: Архив. С. 507–509. Публикация Е. Роженцевой.

{182} М. А. и П. А. Платоновым.

15 апреля 1934 г. Ашхабад.

Дорогая Муся, дорогой Тотик!

Завтра 16-го я уезжаю на 10 дней в Центральные Каракумы. Вернусь в Ашхабад дней через 10–11.

Сегодня перевел тебе ко дню рождения.

400 р[ублей][539] (раньше перевел 500 р[ублей]). Получила ли ты все 900 р[ублей]?

Еду я в пустыню один с автомобилем-грузовиком, который везет рабочих на серные рудники где-то в Дарвазе[540]. Путь будет идти по пескам, по линии колодцев[541] (через каждые 50–70 [километров] колодезь: яма с остатком весенней воды). Что увижу – напишу. Вчера был вместе с 3-мя писателями и археологом в ауле Багир[542] (30 км от Ашхабада). Там есть развалины двух древнейших городов: Несы Александрийской и мусульманского города. Древность этих городов – 2000–3000 лет. Нашел несколько маленьких осколков посуды того времени с расцветкой, привезу их в Москву.

Развалины очень красивы. Они лежат у подножья гор Копетдага, за этими горами персидский Хороссан (область), а лицом и укреплениями эти крепости-города обращены в пустыню Каракумов. Мы долго смотрели в пустыню с высот развалин Александра Македонского. Развалины (стены) глиняные, но страшно прочные. Вся Азия ведь глиняная, бедная и пустая[543].

Мы были до первых звезд. Пустыня под звездами произвела на меня огромное впечатление. Я кое-что понял, чего раньше не понимал.

Несколько раз мы пили кок-чай (зеленый чай без сахара) в чайханах аулов. Сидели на коврах среди стариков и беседовали. Здесь довольно много персов и курдов.