Я пришла попрощаться - [54]

Когда она сказала это, на мою душу пролился целебный бальзам. Не я, а Донна-Фей была матерью Саванны, но в то же время я почувствовала, что она и моя дочь.

Благодаря медсестре, этой строгой женщине, Дэвид, я и Донна-Фей провели несколько дней в больнице вместе с Саванной. Дэвид спал в кресле, Саванна — в своей кроватке, которую можно было использовать и как детскую ванночку. Донна-Фей лежала на кровати, а я — на полу.

Мы по очереди ухаживали за Саванной, носили ее на руках, укачивали, купали. Когда я говорю «мы», я имею в виду Дэвида, меня и отца, когда он приезжал нас проведать, а это случалось каждый день.

Мы, глядя друг на друга, твердили:

— Я не могу поверить, что она здесь.

Я говорю о себе и о Дэвиде. Донна-Фей, казалось, не знала, что Саванна тут, по крайней мере иногда.

Я посещала почти все занятия для молодых мам. Фэт не хотела их посещать. Она не возражала, просто не проявляла никакого интереса. Возможно, она устала.

Моя сестра все время спала. А я понимала, что я многому должна научиться. Я помню первый день, когда я держала Саванну на руках и она начала плакать. Я подумала, кому бы ее передать? И вдруг осознала, что некому. И стала успокаивать ее.

Были вещи, которые мне необходимо было знать. Какой температуры должна быть вода для ванны? Если прохладной, то насколько? Я ходила на занятия и слушала очень внимательно. Медсестра учила нас, меня и других мам, большинство из них были по-прежнему полными, и казалось, что им еще предстоит рожать. Мы очень уставали. Нам показывали, как нужно пробовать воду: сначала надо капнуть воду на запястье, проверить температуру, а затем уже опускать ребенка в ванну.

Меня научили, как держать Саванну на руках, чтобы ее голова не запрокидывалась назад, как брать чашку с водой, чтобы не опрокинуть ее на малышку. Меня очень беспокоил ее пупок, сухой и темный, как обгоревшая спичка. Медсестра научила меня обрабатывать кожу вокруг него и сказала, что скоро эта корочка отпадет. Если повезет, я найду ее либо в кроватке, либо в пеленке.

На занятиях я наблюдала за другими матерями. Они были полностью заняты своими детьми, но иногда я замечала взгляды, обращенные на Саванну. Это расстраивало меня. Наверное, они думали, как же это произошло? Белая мать, белый отец — и шоколадная малышка.

Они рассказывали свои истории, были до сих пор в больничной одежде, большинство из них носили больничные тапочки на распухших ногах. Я — в брюках и свитере — не могла к ним присоединиться.

Ни одна из них не подошла и не спросила:

— Что же произошло?

В больнице была иная атмосфера, она наполнена такими чувствами, как нежность и счастье. Две женщины подошли к кроватке, заглянули и сказали:

— Малышка великолепна, прекрасна!

Я знала, что они говорят правду.

Конечно, пришли и социальные работники, как обещали. Они посещали нас дважды. Во время первого визита они заявили, что у них есть право осмотреть Саванну и вынести ее из комнаты. Я еле сдержала крик.

Второй раз они явились за нашей девочкой. Я поняла, что у меня нет сил на то, чтобы встать. Мы должны были молча наблюдать за тем, как эти самодовольные ведьмы из департамента забирают и увозят Саванну. Я готова была вцепиться им в спины. Дэвиду пришлось держать меня за пиджак, чтобы я не ринулась следом за ними.

Вечером, вернувшись домой, я плакала на коленях у Дэвида. Зазвонил телефон. Звонила женщина, но я не узнала ее голоса. Он был мягкий, приятный. Она сказала, что Саванна у нее, и я поняла, что это правда. Я спросила, как она нас нашла. Она объяснила, что вся информация находится в документах и она всегда может позвонить матери ребенка. Я понимаю, как это глупо и нелепо.

Я была очень благодарна ей за звонок. Если бы она находилась в комнате, я бы ее расцеловала.

— Как Саванна? С ней все в порядке? Должна сказать вам, что я не ее мать. Ее биологическая мать — моя сестра.

— Я знаю все обстоятельства вашего дела. Вы — ее настоящая мать. Я хочу, чтобы вы знали: Саванна великолепна. Она в безопасности, поэтому утрите слезы и ложитесь спать. Неделя пролетит незаметно.

Неделя не пролетела. Это были мучительные дни. Все время думать о малышке, знать, что она где-то спит, но не знать где. Постарайтесь понять меня. Каждую минуту, каждый день я думала: где она сейчас? Что она делает? Она голодна? Как долго они ее успокаивают? Меняют ли они памперсы? Постирали ли костюм, который я на нее надела? Осталось ли что-нибудь возле нее, что сохранило мой запах, напоминание обо мне? Скучает ли она по мне? Запомнила ли она меня?

Когда я начинала рыдать, Дэвид крепко обнимал меня. Я думала, что моя грудная клетка разорвется и сердце выскочит наружу. Помню, как я просила его держать меня как можно крепче.

Донна-Фей не вернулась с нами домой. Мы оплатили ее пребывание в больнице за пять дней, за которые она окрепнет после операции. Мне казалось, что ей хорошо в больнице. Я навещала ее ежедневно. Каждый раз (меня это удивляло) Донна-Фей брала меню и отмечала все, что там было, при этом добавляя, что заказывает и для меня. Она предпочитала отбивные, салат, два десерта, шампанское и сыр. Когда привозили поднос, Донна-Фей начинала уплетать еду, делала это методично, неторопливо и с радостным видом.