Я пришла попрощаться - [43]

— Хорошо, чтобы вам было понятнее, это нервное расстройство.

Я не возражал против такого диагноза. Я думал, что после нервного срыва человеку становится лучше, необходимо лишь время.

Но патронажная сестра не была в этом уверена. Она объяснила, что у некоторых людей, например таких как Фэт, бывают сотрясения головного мозга. Они думают, что все обойдется. Но иногда у людей бывают сильные переживания, они испытывают стресс (в случае с Фэт это было вызвано тем, что у нее забрали ребенка)… Такие люди чувствуют себя хорошо, только если у них спокойный ритм жизни.

Родственникам трудно с этим смириться, но иногда их близкие уже никогда не станут прежними.

Я хотел узнать, выпишут ли Фэт, или она всегда будет находиться в больнице. Если она не станет прежней, то она не сможет выйти? Патронажная сестра пояснила:

— Нет, нет, мы больше не закрываем людей. Фэт останется в больнице еще пару недель, при этом она может встречаться с родственниками, разговаривать с ними. Ей нужно понять, что с ней произошло. Когда она будет в стабильном состоянии, то сможет уйти.

Я поинтересовался у сестры, когда же Фэт станет лучше, но та не смогла ответить на мой вопрос.

Я подумал, что могу поехать домой и вернуться, когда они смогут рассказать больше о Фэт, но сестра попросила меня остаться и начала расспрашивать о семье. Не о Сэте, потому что, как оказалось, все в отделении о нем знали, а о том, что Фэт родилась через десять лет после Блу, что она воспитывалась без матери.

Медсестра спросила меня, не чувствовала ли Фэт себя ущемленной, ненужной.

Я ответил, что она не должна была появиться на свет, но я в шутку называл ее «счастливый случай». Сестра ответила:

— Наверное, ребенку тяжело было это осознавать?

— Нет. Моя жена Пэт действительно не хотела ребенка, но это были ее проблемы, а не мои.

Медсестра расспрашивала меня о Хайнце, почему Фэт была так привязана к нему.

— Если бы я знал! Я всегда пытался отговорить ее с ним встречаться.

— Это иногда бывает с молодыми женщинами: если мужчина старше ее, у нее возникает ощущение собственной значимости.

— Мне кажется, вы обвиняете меня в том, что я пытался ее отговорить.

— Может, Фэт упрекала себя в том, что ее мама ушла? Может, она думала, что вы обвиняете ее в этом?

— Нет, я ее не обвинял. Странно, что люди думают, будто бы Фэт была для меня обузой. С ней не было проблем. Идиот Хайнц — вот причина всех наших проблем.

Патронажная сестра не обратила внимания на мои слова и продолжила:

— Почему вы назвали свою дочь Фэт?

— Ее полное имя Донна-Фей. А «Фэт» рифмуется с именами ее матери и сестры: Фэт — Пэт — Кэт.

— Но ведь она не маленькая девочка, правда?

И впервые я отдал себе отчет в том, что, пожалуй, это была не совсем хорошая идея — наградить дочь таким прозвищем.

Сестра кивнула и сказала:

— Спасибо, Мэд. Достаточно для первого занятия. Вы можете пойти и посидеть с Донной-Фей, если хотите.

Я не сразу осознал, что был на занятии. Я пошел к Фэт, но она уже отдыхала.

Я уехал в Форстер, домой вернулся после полуночи. Собака проголодалась. Я разрешил ей спать в доме.

На следующий день я позвонил Эдне, Блу и другим родственникам и рассказал им о том, что произошло. Блу хотел узнать, когда он сможет навестить сестру. Я не разрешил ему этого делать. Он встречался с девушкой, может, та была уже беременна. Одно я знал точно: Блу к ней привязан. Мне бы очень хотелось, чтобы у них был ребенок, поэтому я решил, что им лучше остаться дома. Кэт оставалась вне зоны доступа. Я не думаю, что она убьет меня за такое высказывание, к тому же это правда.

Я посещал больницу каждую неделю, и всякий раз у Фэт была новая патронажная сестра. Я снова и снова повторял свой рассказ. Эта схема не казалась мне эффективной: все эти медсестры, пытающиеся вникнуть в проблемы Фэт… Когда я говорил об этом в больнице, мне отвечали, что так устроена система.

Никто не мог мне сказать, стало ли Фэт лучше. Глядя на нее, я понимал, что ей плохо. Она была послушной, уставшей. Иногда дружелюбной. Но это была не та Фэт, которую мы знали. Что-то было не так. Я не мог толком объяснить, но она была не похожа на себя. Поэтому я удивился, когда через три месяца Фэт решили выписать. Мне об этом сказала старшая медсестра, остановив меня в коридоре.

— Почему вы выписываете мою дочь?

— Мы не можем держать ее в больнице так долго, обычно больные выписываются через две-три недели.

— Хорошо, но куда ее переводят?

С одной стороны, я думал, что неплохо, если Фэт будет поближе к Форстеру и я смогу чаще ее видеть. Но медсестра понятия не имела, куда ее переводят, она знала, что Фэт выписывали из этой больницы.

— Нам нужны свободные койки.

Я рассказал об этом Эдне:

— Они выписывают Фэт, но я не знаю, куда ее определить.

Мне стало известно, что все психиатрические лечебницы закрыли, когда я был еще молод. Решив убедиться в этом, я задал вопрос медсестре, и она подтвердила, что, конечно, жаль, но лечебницы закрыты.

— О чем жалеть? Это ужасное место.

— Во всяком случае, это лучше, чем смотреть, как психически больные люди режут друг друга на улице осколками бутылок.

Я вынужден был с ней согласиться.