Я пришел к тебе с приветом… - [25]

Мечта позабыла мертвящую сушу,

И с моря ночного и с неба ночного,

Как будто из дальнего края родного,

Целебною силою веяло в душу.

Всю злобу земную, гнетущую, вскоре,

По-своему каждый, мы оба забыли,

Как будто меня убаюкало море,

Как будто твое утолилося горе,

Как будто бы звезды тебя победили.

1859

«Качаяся, звезды мигали лучами…»

Качаяся, звезды мигали лучами

На темных зыбях Средиземного моря,

А мы любовались с тобою огнями,

Что мчались под нами, с небесными споря.

В каком-то забвеньи, немом и целебном,

Смотрел я в тот блеск, отдаваяся неге;

Казалось, рулем управляя волшебным,

Глубоко ты грудь мне взрезаешь в побеге.

И там, в глубине, молодая царица,

Бегут пред тобой светоносные пятна,

И этих несметных огней вереница

Одной лишь тебе и видна и понятна.

17 февраля 1891

«Барашков буря шлет своих…»

Барашков буря шлет своих,

        Барашков белых в море,

Рядами ветер гонит их

        И хлещет на просторе.

Малютка, хоть твоя б одна

        Ладья спастись успела,

Пока всей хляби глубина,

        Чернея, не вскипела!

Как жаль тебя! Но об одном

        Подумать так обидно,

Что вот за мглою и дождем

        Тебя не станет видно.

26 августа 1892

Из разделов «Баллады» и «Антологические стихотворения»

Змей

Чуть вечернею росою

Осыпается трава,

Чешет косу, моет шею

Чернобровая вдова

И не сводит у окошка

С неба темного очей,

И летит, свиваясь в кольца,

В ярких искрах длинный змей.

И шумит все ближе, ближе,

И над вдовьиным двором,

Над соломенною крышей,

Рассыпается огнем.

И окно тотчас затворит

Чернобровая вдова;

Только слышатся в светлице

Поцелуи да слова.

<1847>

Лихорадка

«Няня, что-то все не сладко!

Дай-ка сахар мне да ром.

Все как будто лихорадка,

Точно холоден наш дом».

– «Ах, родимый, бог с тобою:

Подойти нельзя к печам!

При себе всегда закрою,

Топим жарко – знаешь сам».

– «Ты бы шторку опустила…

Дай-ка книгу… Не хочу…

Ты намедни говорила,

Лихорадка… я шучу…»

– «Что за шутки спозаранок!

Уж поверь моим словам:

Сестры, девять лихоманок,

Часто ходят по ночам.

Вишь, нелегкая их носит

Сонных в губы целовать!

Всякой болести напросит,

И пойдет тебя трепать».

– «Верю, няня!.. Нет ли шубы?

Хоть всего не помню сна,

Целовала крепко в губы —

Лихорадка ли она?»

<1847>

Геро и Леандр

Бледен лик твой, бледен, дева!

Средь упругих волн напева

Я люблю твой бледный лик.

Под окном на всем просторе

Только море – только в море

Волн кочующих родник.

Тихо. Море голубое

Взору жадному в покое

Каждый луч передает.

Что ж там в море – чья победа?

Иль в зыбях, вторая Леда,

Лебедь-бог к тебе плывет?

Не бессмертный, не бессонный,

Нет, то юноша влюбленный

Проложил отважный путь,

И, полна огнем желаний,

Волны взмахом крепкой длани

Молодая режет грудь.

Меркнет день; из крайней тучи

Вдоль пучины ветр летучий

Направляет шаткий бег,

И под молнией багровой

Страшный вал белоголовый

С ревом прыгает на брег.

Где ж он, Геро? С бездной споря

Удушающего моря,

На свиданье он спешит!

Хоть бесстрастен, хоть безгласен,

Но по-прежнему прекрасен,

Он у ног твоих лежит.

Бледен лик твой, бледен, дева!

Средь упругих волн напева

Я люблю твой бледный лик.

Под окном на всем просторе

Только море – только в море

Волн кочующий родник.

<1847>

Тайна

Почти ребенком я была…

      Все любовались мной;

Мне шли и кудри по плечам,

      И фартучек цветной.

Любила мать смотреть, как я

      Молилась поутру,

Любила слушать, если я

      Певала ввечеру.

Чужой однажды посетил

      Наш тихий уголок;

Он был так нежен и умен,

      Так строен и высок.

Он часто в очи мне глядел

      И тихо руку жал

И тайно глаз мой голубой

      И кудри целовал…

И, помню, стало мне вокруг

      При нем все так светло,

И стало мутно в голове

      И на́ сердце тепло.

Летели дни… промчался год…

      Настал последний час —

Ему шепнула что-то мать,

      И он оставил нас.

И долго-долго мне пришлось

      И плакать, и грустить,

Но я боялася о нем

      Кого-нибудь спросить.

Однажды вижу: милый гость,

      Припав к устам моим,

Мне говорит: «Не бойся, друг,

      Я для других незрим».

И с этих пор – он снова мой,

      В объятиях моих,

И страстно, крепко он меня

      Целует при других.

Все говорят, что яркий цвет

      Ланит моих – больной.

Им не узнать, как жарко их

      Целует милый мой!

<1842>

Легенда

Вдоль по берегу полями

        Едет сын княжой;

Сорок отроков верхами

        Следуют толпой.

Странен лик его суровый,

        Все кругом молчит,

И подкова лишь с подковой

        Часто говорит.

«Разгуляйся в поле», – сыну

        Говорит старик.

Знать, сыновнюю кручину

        Старый взор проник.

С золотыми стременами

        Княжий аргамак;

Шемаханскими шелками

        Вышит весь чепрак.

Но, печален в поле чистом,

        Князь себе не рад

И не кличет громким свистом

        Кречетов назад.

Он давно душою жаркой

        В перегаре сил

Всю неволю жизни яркой

        Втайне отлюбил.

Полюбить успев вериги

        Молодой тоски,

Переписывает книги,

        Пишет кондаки.

И не раз, в минуты битвы

        С жизнью молодой,

В увлечении молитвы

        Находил покой.

Едет он в раздумье шагом

        На лихом коне;

Вдруг пещеру за оврагом

        Видит в стороне:

Там душевной жажде пищу

        Старец находил,

И к пустынному жилищу

        Князь поворотил.

Годы страсти, годы спора

        Пронеслися вдруг,

И пустынного простора