Я пел прошлой ночью для монстра - [61]

«Привет».

«Привет», — ответил он и спросил: «Ты так же налакался, как и я?»

«И мне обалденно хорошо», — ответил я.

Он рассмеялся и сказал: «Мне тоже. И я удивлен, что ты со мной говоришь».

«А почему я не должен с тобой говорить?» — спросил я.

«Потому что я хотел тебя поцеловать».

«Да… и меня это не слабо шокировало», — признался я.

«Я думал, ты знаешь, что я — гей. Это не секрет».

«Ого. Правда? То есть, это что, все знают?»

«Ага. Все, кроме тебя, Зак. Я думал, что ты тоже знаешь».

А я не знал. Поэтому, наверное, почувствовал себя виноватым. Не знаю, почему. Сэм все смотрел на меня, и я, черт, глотнул из своей бутылки и улыбнулся ему. Мы с ним еще поговорили, и он спросил меня, уверен ли я, что не хочу, чтобы он меня поцеловал, и я ответил, что уверен.

— И ты был уверен в этом, Зак?

— Да.

— Уверен?

— Да.

— И что случилось потом, Зак?

— Не знаю. Мало что помню. Думаю, я тогда перебрал.

— Ты только так думаешь?

— Ну ладно, я перебрал. Помню, как позже очнулся, лежа на капоте машины Антонио. Помню, как меня стошнило, как кружилась голова и меня совсем развезло. Ребят вокруг было уже не так много. Какая-то девушка спросила, в порядке ли я, и я ответил, что мне нехорошо. Она была очень милой, дала мне бутылку воды, которую я тут же залпом всю выпил, потом улыбнулась и сказала, что у нее в машине есть холодильник с охлажденной водой. Она показала, где стоит ее машина, и я выпил еще одну бутылку, а другую вылил себе на лицо, после чего пошел искать Антонио, Митци и Томми. Я не смог их найти и решил, что они ушли в пустыню, чтобы ширнуться, или еще для чего. Мне на самом деле было плохо и почему-то страшно.

— Чего ты боялся?

Я взглянул на Адама. Мне хотелось, чтобы он знал, что я чувствовал тогда.

— У меня было плохое предчувствие. Очень плохое предчувствие. Я хотел вернуться домой.

— И ты поехал домой?

— У меня не было своей машины, и я находился у черта на куличках, но потом увидел Сэма. Он говорил с каким-то парнем, я подошел к нему и спросил, не может ли он отвезти меня домой. И он ответил: «Ты не будешь целоваться со мной, но хочешь, чтобы я тебя куда-то вез?» «Я тебя понял», — сказал я и пошел от него. Он догнал меня и извинился: «Прости, это было грубо и некрасиво. Я не такой. Прости. Я отвезу тебя домой. Ты ужасно выглядишь».

— Значит, он отвез тебя домой?

— Да. Я спал большую часть пути. Но это было очень мило с его стороны — подбросить меня до дома. Он не обязан был этого делать. Сэм разбудил меня, когда мы доехали до дома: «Мы приехали, Зак». Я кивнул, поблагодарил его и сказал, что это было очень мило с его стороны, что он меня довез, и что может быть в следующую нашу встречу он может меня поцеловать.

— Ты так и сказал, Зак?

— Да, так и сказал.

— Ты это серьезно сказал?

— Не знаю. Мне просто хотелось его поблагодарить. Он же помог мне.

Адам на это ничего не ответил, лишь спросил:

— И что случилось потом?

— Сэм улыбнулся и сказал: «Ловлю тебя на слове». И я улыбнулся в ответ. Потом он уехал. И начался кошмар. — Я не сдерживал слез, и они текли по моим щекам. Я решил перестать с ними бороться. И потом, они все равно всегда побеждали, так что я смирился. — Войдя в дом, я увидел Сантьяго — сидящего в кресле отца и держащего пистолет. А мои родители… — горло перехватило, и слова снова застряли внутри. Они никак не давались мне, но я знал, что должен это произнести. Должен. Я должен рассказать Адаму, что случилось, потому что рассказываю это не только ему, но и себе. Мне нужно услышать эти слова. Нужно услышать, как я их произношу. Я не заметил, как Адам вышел из комнаты. Он вернулся с чашкой воды и отдал ее мне.

— Не спеши, Зак.

— Наше время еще не закончилось?

— Не волнуйся о времени, Зак.

Я отпил воды. Попытался стереть с щек слезы, но новые все катились и катились. Мне нужно было начать говорить. Я всегда останавливался. Всегда ставил перед словами преграду, оставляя их внутри себя. И мне хотелось прорвать поставленную мной плотину, чтобы слова наконец вырвались наружу.

— Дыши, Зак.

Я сделал короткий вдох.

— Еще один.

И еще один.

— А теперь медленно выдохни.

Я послушно выдохнул.

— Хорошо. Не забывай дышать.

Я кивнул, и слова вдруг оказались прямо на языке, и я просто вытолкнул их.

— Мама с отцом лежали на полу. Всё было в крови. А Сантьяго спокойно сидел в кресле. — Вместе со словами рвались рыдания, но это неважно — главное было говорить. Я должен был рассказать свою историю. Эти слова, эти жуткие слова не будут больше жить внутри меня. Не будут. Не будут. Не будут. — И, Адам, я не знал, что делать. Я не мог шевельнуться. Я понимал, что мама с отцом лежат в своей собственной крови и что они мертвы, а Сантьяго смотрел на меня и улыбался. «Я тебя ждал», — сказал он и направил свой пистолет на меня, потом — на себя, и снова на меня, и снова на себя, туда и обратно, туда и обратно, все это время напевая «эни-бэни, рики-таки…». Я думал, что он убьет меня, и, кажется, мне было все равно. Я закрыл глаза и услышал звук выстрела. Открыл глаза и увидел Сантьяго. Он сунул дуло себе в рот и… — Слов больше не было. Это все, что я мог сказать.

Не знаю, как долго я сидел молча, но слезы остановились и мир затих.