Я отвернулась - [17]

— Что? — спросила я.

— Ничего, дитя мое. — Она потрепала меня по руке. — Просто забудь, что я сказала.

Тогда я не придавала большого значения нашим беседам. Ее мысли «путались», как говорил отец. Кроме того, «мама», как я изо всех сил старалась называть Шейлу (я не могла сказать ей ни «мамочка», ни «мамуля»), была со мной очень мила. Она покупала новую одежду — моим любимым было красивое красное платье в белый горох. И часто делилась всякими лакомствами вроде шоколадных батончиков с фруктово-ореховой начинкой и обнимала меня.

Иногда по ночам, когда молилась, я чувствовала себя виноватой.

— Господи, пожалуйста, скажи мамочке, что я всегда буду любить ее больше всех.

Мне оставалось лишь надеяться, что она получит это сообщение.

(На днях, когда нам разрешили посетить тюремную часовню, я поймала себя на том, что снова произношу ту же самую молитву.)

По выходным, когда отец бывал посвободней, мы выезжали на семейные прогулки. Это значило, что мы с миссис Гринуэй сидели на заднем сиденье автомобиля и сосали ириски, которые она тайком подавала мне из своего кармана, в то время как моя новая мать восседала спереди рядом с отцом, крутившим баранку.

Время от времени мы ходили гулять в лес и собирали цветы. Я сушила их между страниц детской энциклопедии, как учила моя настоящая мама. Потом, как и раньше, помещала их в альбом и искала названия в своей книге о полевых растениях. В конце лета и осенью мы с моей настоящей мамой обычно собирали ежевику и варили варенье в большой кастрюле. Я всегда наблюдала, как она процеживает его через большую марлю, привязанную к ножкам перевернутой кухонной табуретки. Но когда я спросила свою новую мать, можем ли мы сделать так же, она рассмеялась, как будто я сказала что-то глупое.

— Я не из тех, кто варит варенье.

Странно, но она совсем перестала готовить выпечку теперь, когда мы жили все вместе. Куда-то исчезли и кексы «баттерфляй», и пироги по-пастушьи, и «жаба в норке». Вместо этого мы питались в основном рыбными палочками и новым блюдом под названием «арктический рулет», потому что они были «легче».

Иногда, если светило солнце, мы отправлялись к пабу, куда мой отец и новая мать заходили выпить, пока мы с миссис Гринуэй сидели в саду с лимонадом и пакетами чипсов.

— Теперь она долго не сможет сюда ходить, — сообщила моя компаньонка в один из таких выходных, тыча пальцем в мою новую мать, исчезающую в пабе под руку с отцом.

— Почему? — Я догрызала свой последний чипс, стараясь закончить пакетик одновременно с миссис Гринуэй. Мы обе были не прочь купить еще парочку, но у нас не было денег.

— Потому что она в положении, вот почему.

— В каком положении?

— Ох, дорогуша. Не бери в голову. Придет время, и ты все узнаешь.

Вскоре после этого, перед возвращением отца с работы, моя новая мать приготовила рыбные палочки. Она готовила их пятый вечер подряд.

— Извини, — сказала я, насадив одну из них на вилку. — Но мне от них уже дурно.

Я думала, Шейла скажет, что ничего страшного и она сейчас даст мне что-то другое. Но она пронзила меня неодобрительным взглядом.

— В таком случае, юная леди, можете ступать прочь из-за стола. Во время войны мы посчитали бы за счастье такую прекрасную еду. Тебе следовало бы радоваться, что она у нас есть.

Тем же вечером, когда снаружи завывал зимний ветер, папа, как всегда, пришел перед сном подоткнуть мне одеяло.

— Я хочу с тобой кое о чем поговорить, — сказал он.

— Это как-то связано с рыбными палочками? — с тревогой спросила я.

— Что? Нет. При чем тут они?

— Да неважно, — быстро ответила я.

И попробовала угадать снова. Мы с папой часто играли в «угадайку», когда жили одни. Он всегда говорил, что я быстро соображаю и что я «умная девочка».

— Тогда о том, что Шейла в положении?

Его лицо приняло удивленное выражение.

— Ты знала?

— Миссис Гринуэй мне сказала. Но не сказала в каком. В каком она положении?

Он улыбнулся.

— В очень, очень интересном положении! Она ждет ребенка, Элли! Братика или сестричку для тебя! Разве это не чудесно?

Я выпрыгнула из постели и обвила руками его шею. Наконец-то мне будет с кем поиграть! В этом доме появится кто-то, с кем можно поговорить и кто не будет старше меня! Я стану такой же, как и все остальные девочки в школе.

— Спасибо, папочка! Спасибо!

Но позже, читая молитвы, я ощутила горечь. Моя настоящая мама так сильно хотела ребенка.

— Я надеюсь, ты не против, — прошептала я в темноту. — Я все равно люблю тебя больше всех. Провалиться мне на этом месте, если вру!

Мой нос все еще кровоточит, когда я прихожу в школу. Несколько недель назад, когда я появилась с синяками на предплечье и учительница поинтересовалась, откуда они, — я ответила, что споткнулась в парке.

Сегодня я говорю, что меня поцарапал наш кот, хотя в нашей квартире не разрешено содержать домашних животных.

Они говорят, что должны позвонить кому-то, кто называется «социальный работник».

Это милая дама по имени Джилл. Меня вызвали из класса для разговора с ней. Я рассказываю ей и о других вещах, которые отец делает со мной, и что моя мать не останавливает его, потому что боится.

Она говорит, что я теперь в безопасности. Я больше не должна беспокоиться, потому что никто больше не причинит мне вреда.