Я отвернулась - [15]

Я надеялась, что он не спросит. Выдаю размытую версию правды.

— Я провела в тюрьме некоторое время, — признаюсь я. — Ничего серьезного. Незаконная торговля и мелкое воровство. Но там была койка и регулярная кормежка. Непросто снова привыкнуть к свободе, если вы понимаете, что я имею в виду.

— Понимаю, конечно. Это неправильно, согласны? Они должны больше помогать тем, кто выходит. Пэм может много чего сказать по этому поводу. — Он указывает на обладательницу томного голоса, которая только что отчитала меня за еду во время разговора. — Раньше она была адвокатом, пока не вляпалась. Мошенничество, не так ли?

— Отвали, Пол.

Она говорит это равнодушным тоном.

— Когда она освободилась, ей было некуда идти, подрезала барахлишко, чтобы купить дурь, и снова попалась. Сейчас на свободе — до тех пор, пока опять не сцапают. Как такое называется, Пэм?

Та издает носом фыркающий звук:

— Непрерывный спуск по спирали.

Пол заходится от восторга:

— Никогда не скажет одно слово, если может использовать два! Вот такая наша Пэм. Настоящий адвокат. Это ее способ сказать, что ты достиг дна выгребной ямы. — Он протягивает мне кусок картона в качестве матраса и несколько газет. — Вот. Засуньте несколько под джемпер и приберегите одну, чтобы ночью накрыть лицо. Сами удивитесь, как это согревает.

— Спасибо, — говорю я. Но не могу оторвать взгляда от кучи одеял в магазинной тележке.

— Даже не думайте стащить одно из них, — предупреждает Пол. — Она вам глаза выцарапает. Лучше глотните вот этого. — Он протягивает мне бутылку водки. — Сразу пожар в животе!

Вскоре я чувствую, как тепло расползается по венам.

— Передавай дальше! — требует мужчина рядом со мной. Он в поношенном костюме в тонкую полоску, как работник офиса, но кайма неподшитых брюк превратилась в бахрому.

Затем появляется женщина с целой коллекцией серебряных колец в бровях, несущая картонные коробки.

— Смотрите, что осталось в пиццерии для нас!

Все бросаются ей навстречу в безумном порыве и набивают рты. Даже женщина с тележкой просыпается и присоединяется к пиршеству.

— Делите на всех! — кричит другой мужчина, оттирая меня локтем в сторону.

Еда кончается прежде, чем я успеваю до нее добраться.

Мой рот переполнен слюной. Я почти чувствую вкус пиццы с расплавленным сыром и помидорами, сбрызнутыми маслом.

— Эй! — кричит тот же мужчина. — Эта сука закрысила лишний кусок! Смотрите, она спрятала его в кардигане!

— Ничего я не крысила! — шипит женщина с тележкой.

Сверкает лезвие.

— Завязывай с этим! — Голос Пола подобен грому. Одной рукой он выхватывает у парня перочинный ножик, а затем быстро сует другую в карман кардигана женщины с тележкой и вытаскивает кусок пиццы. Он тут же швыряет его на землю и втаптывает каблуком. Нет!

Мне ужасно хочется кинуться к нему и выковырять, но я не хочу выглядеть настолько опустившейся.

— Если вы будете вести себя как неразумные дети, то к вам и отношение будет такое же, — говорит он.

На какое-то время становится тихо. Затем женщина с волосами-сосульками запевает «Долгий путь до Типперэри». Остальные присоединяются, а я просто хлопаю в ладоши и раскачиваюсь из стороны в сторону. То и дело задеваю плечом мужчину в костюме, но он, кажется, не возражает. Впервые за долгое время я расслабляюсь. И хихикаю, как подросток. Мы шумим все сильнее, образовав круг и взявшись за руки.

— Да заткнитесь вы все! — рычит мой ирландский приятель. — Хотите, чтобы приехали копы и забрали нас?

Никто не слушает. Кто-то затягивает песню снова. Это наша песня.

Я отпускаю руки своих соседей и затыкаю пальцами уши.

— Хватит! — кричу я. — Прекратите!

Мне кажется, что легким не хватает воздуха.

— Что на тебя нашло, черт побери? — спрашивает женщина с волосами-сосульками.

— Разве вы не слышали, что он сказал? Нас сцапают, если не прекратим галдеж.

— Да кем ты себя возомнила? — негодует женщина с тележкой. — А зачем ты все время вот этак потираешь руки и суетишься? Эта хрень сводит меня с ума.

Я не знаю, что ответить.

— Оставьте ее в покое! — кричит Пол. Парень явно пользуется среди них авторитетом. Все разбредаются по прежним местам. Я ложусь на картонку, поджав ноги. Некоторые прижимаются друг к другу, чтобы согреться. Но я сама по себе. Это нормально. Я к такому привыкла.

Другого выхода нет.

Глава 5 Элли

Мне доверили нести букет на свадьбе отца. Я надела красивое бледно-розовое платье, сшитое для меня мисс Гринуэй по выкройке, которую она называла «упрощенной», а в руках я держала кремово-белые розы. Все смотрели на меня. От этого я чувствовала себя вполне взрослой. Ведь мне уже совсем скоро девять лет! Это будет мой второй день рождения с тех пор, как ушла мама. Иногда я все равно надеялась — вдруг она не умерла насовсем, а просто исчезла на время. Сейчас же осознаю, что это мой разум пытался защитить меня от правды.

Теперь, действительно став взрослой, я могу понять решение отца снова жениться спустя два года после смерти мамы. В значительной степени, я уверена, оно проистекало из стремления обеспечить мне жизнь в нормальной семье. Полагаю, он страдал от одиночества. В конце концов, ему было лишь слегка за сорок. Но тогда я чувствовала себя сбитой с толку. Мисс Гринуэй так отличалась от мамы. Дело было не только в ее светлых волосах и дребезжащем голосе и не в том, как она повисла на руке отца, словно боялась свалиться с воображаемого обрыва. И даже не в том, что она кривлялась — произнесла «О, да-а-а-а-а» вместо «Да» во время церемонии. Она просто не была мамой.