Я оставлю свет включенным - [35]

– Может быть, тебя проводить или подождешь Катю? – Таша показалась в прихожей, как обычно одетая в длинное закрытое платье. Руки она вытирала светлым полотенцем – только что закончила мыть посуду.

– Ну что я, маленький, что ли? – возмутился Митя, внимательно прислушиваясь к тому, что происходило во дворе. Не скрипнула ли соседская калитка? Не опоздал ли?

– Не надо, сам дойду.

– Ну хорошо, милый, постарайся получить удовольствие. – Таша вздохнула, целуя Митю в лоб и прижимая к себе. Захотелось потрепать его по пушистым волосам, но они были аккуратно забраны. Митя, вопреки обыкновению, постарался придать себе с утра приличный вид. Растет мальчик. Ну что же, это неминуемо.

– Хорошо, все, пока, не скучай! – Развернувшись, Митя нарочито громко хлопнул дверью и затоптал тяжелыми башмаками по крыльцу.

Сделает вид, что ушел в школу, а сам спрячется в домике на дереве. Дождется, когда Светлана Фоминична выйдет вместе с Николь, пропустит их вперед, а затем догонит и типа случайно встретит.

Но до домика Митя так и не дошел. Едва за ним захлопнулась входная дверь, как из соседского сада донеслись голоса:

– Николь, пойдем, а то опоздаем, я не смогу бежать, – ворчливо поторапливала внучку Светлана Фоминична.

– Хорошо, бабушка, сейчас, подожди, я только книжку возьму, – отозвался откуда-то из глубины дома тонкий голосок.

– Не нужна тебе там книжка, нужно слушать, что учительница говорит, а не читать на уроке.

Митя спрятался за огромным кустом метельчатой гортензии, полностью скрывшей его из вида. Услышал тяжелую поступь Светланы Фоминичны и легкую дробь туфелек девочки по имени Николь. Стукнула калитка. Митя досчитал до тридцати, а затем, выбравшись из укрытия, выскользнул на улицу и последовал за соседкой и ее внучкой.

Сегодня Николь не была похожа на экзотическую птицу. Больше напоминала молодого лебедя – одетая в светлое скучное платье, пушистые волосы убраны в две косы, тоненькая шея трогательно торчит из белого воротничка. На спине огромный ранец. Того и гляди переломит призрачную Николь пополам. На ногах – лаковые туфельки, смотревшиеся до того неуместно на глинистой дороге, что Мите захотелось крикнуть: «Ты их испортишь, не надо!» Сдерживая собственный порыв, Митя закашлялся.

Бабушка и внучка обернулись одновременно.

– А, Митенька, здравствуй! – тепло улыбнулась Светлана Фоминична, одетая, несмотря на жару, в плотное платье. На больных ногах резиновые галоши, на голове – легкий платок. Она махнула мальчику, подзывая к себе. Тот сделал вид, что подходит нехотя. На Николь смотреть избегал.

– Ты никак в школу собрался? – удивилась Светлана Фоминична.

– Да, директриса приходила, говорит, скучно ей без меня, – схохмил Митя и тут же прищурился, якобы от сильного солнца, которого на самом деле не боялся. Нехитрый маневр позволил незаметно скосить глаза и посмотреть на Николь – как та шутку воспримет? Но девочка была бледной и грустной, под глазами синяки, а сами глаза красные. Как у Кати, когда та плачет. Хотя с чего бы такой принцессе плакать?

– А это внучка моя, Николь, познакомься, – кивнула Светлана Фоминична в сторону девочки.

– Привет, – сказал Митя, наконец-то оборачиваясь к Николь и глядя ей в глаза.

– Привет, – тихо ответила та.

– Ты в каком классе учишься? – деловито поинтересовался Митя, надеясь, что сердце стучит не слишком громко. Может быть, ему повезет и эта диковинная Николь окажется его одноклассницей?

– В третьем, а ты? – тихо ответила девочка, а Митя обомлел.

– И я в третьем, круто! – Он не выдержал, и его вопль прозвучал слишком радостно. – У нас один третий класс, так что мы будем вместе. Хочешь, познакомлю тебя со всеми?

Вместо ответа Николь кивнула.

– Вы идите, Светлана Фоминична, ноги, наверное, у вас опять болят, – озаботился Митя, не веривший собственному счастью. – А я сам с Николь до школы дойду. Расскажу ей про всех одноклассников и учительницу.

Светлана Фоминична заколебалась. Дочь ее всю жизнь ходила в школу сама, места здесь были тихие, никого чужого. А за внучку было боязно – вон она какая тихая и хрупкая. Хотя рядом с бойким Митей точно не пропадет. Этого сорванца здесь каждая собака знает. Пусть девочка идет, чем быстрее с кем-нибудь подружится, тем легче ей потом будет.

– Только ты никому не давай Николь в обиду, – немного поразмыслив, строго напутствовала его Светлана Фоминична.

– Вы ж меня знаете, – снисходительно улыбнулся Митя, а затем закатил глаза, всем своим видом демонстрируя нелепость подобных просьб. Светлана Фоминична не выдержала и рассмеялась.

– Чумной ты, Митька, ладно, идите, и чтоб домой вместе пришли.

– Обязательно! Ну что, пойдем? – Митя снова посмотрел на Николь. Та глядела испуганно, огромные серые глаза походили на чайные блюдца – викторианские, которые мама когда-то выставляла на пятичасовое чаепитие в те редкие дни, когда они собирались дома всей семьей. Сама же Николь напоминала фарфоровую статуэтку – бледная до синевы кожа, хрупкость и какая-то призрачность. Казалось, коснись рукой – и что-нибудь сломаешь.

– А долго идти? – немного поколебавшись, Николь сделала первый шаг, и Митя тут же присоединился к ней, приноравливаясь к легкой поступи.