Я останавливаю время - [67]

Неграм было нестерпимо жарко, пот катился с их черных лиц градом, но они были возбужденно веселы, сверкая по сторонам ослепительными улыбками… Сначала мы решили, что этот маскарад в честь традиционного африканского праздника, но на другой день встретили другую группу и несколько любителей-одиночек… Наше недоумение спустя некоторое время удовлетворил директор архангельского ГУМа — африканцы на подходах к «красному» берегу были напуганы рассказами «старых морских волков» об ужасах полярной зимы в Архангельске. Первым делом, сойдя на берег, негры ринулись в единственный большой магазин, всюду встречая пустые полки. И только в меховом отделе им удалось разгуляться на славу. От радости они скупили все запасы — оленьи дохи и лисьи шапки.

Кончалось жаркое лето. Приходили одиночные корабли, наполняя город новыми партиями иностранцев. А мы в ожидании большого каравана на Запад помогали в съемках фильма «Шестьдесят девятая параллель». Только один раз за это время ушел небольшой караван в Англию. Хорошо, что нас на него не успели оформить, — немцы напали на него неожиданно, и почти весь караван был потоплен. Только одиночкам удалось прорваться. Оба наших корабля погибли, англичанам удалось спасти только часть команды.

Зашумели дождями холодные ветры. Налетели и таяли белые мухи, и солнце, улыбнувшись в последний раз, исчезло и не появилось больше ни разу. День стал короткий, мрачный, зябкий. Наши прогулки с камерами по городу и порту прекратились. Ну а негры оказались теперь на высоте. Всякий встречный, кутаясь от холода, показывал им поднятый вверх большой палец, крича:

— Вери гуд, комрад!

— Очень карашо! Очень зпасибо! — восторженно отвечал, поблескивая зубами и белками глаз из густых мехов, наиболее преуспевший в русском языке…

Наш отель был наполнен «утопленниками». Так называли удачно «выловленных» нашими военными кораблями в Белом и Баренцевом море иностранных моряков.

Длинными вечерами мы просиживали в гостинице, читали, учили английский и практиковались в разговоре с «утопленниками». Выходя из своего номера, мы сразу попадали в печальный мир погибших кораблей. На дверях номеров висели таблички с непривычными экзотическими именами — «Маслей», «Панама», «Канберра»… За этими дверями нашли себе приют уцелевшие из команд этих лежащих на дне кораблей. Пять, три, два, или даже один спасенный. Оставшись в живых, они продолжали своей жизнью жизнь лежащего на дне корабля, распорядок корабельной жизни в непривычных гостиничных условиях. Ждали попутного каравана, чтобы отправиться на родину и взяться за оружие. Все наши разговоры с «утопленниками» начинались со Второго фронта и заканчивались пожеланиями скорейшего его открытия. Еще летом этого года в Москве, Лондоне, Вашингтоне было опубликовано коммюнике о том, что «достигнута полная договоренность в отношении неотложных задач создания Второго фронта в Европе в 1942 году»…

О Втором фронте говорили все, и говорили много… Все понимали, что Второй фронт был бы не только помощью России, но и спасением мира в кратчайший срок. Тогда мы еще не знали, что спустя шесть дней после опубликования обнадеживающего коммюнике на Вашингтонской конференции был утвержден план о высадке в Европе в том случае, «если на русском фронте создастся отчаянное положение, или если обстановка в Западной Европе будет критической для Германии». Нам тогда трудно было понять, что для наших союзников главное было — не победа над общим врагом, а ослабление обеих сторон — и России и Германии.

Время летело быстро, надвигалась полярная ночь, а мы все ждали и ждали своего злополучного каравана.

Каждый день мы наблюдали за городом, людьми и прибывающими иностранными кораблями. Они приходили с пробоинами от торпед и снарядов, покрытые славой жестоких морских сражений и доставляли, кроме оружия, новые партии спасенных моряков с погибших кораблей в нашу гостиницу. Она была переполнена и гудела, как улей, не замолкая даже ночью. Кого только тут не было! Пожалуй, немцев — остальные налицо, даже японцы.

Каждый вечер переполненный Интерклуб кипел, клокотал, как русский самовар. Программа не отличалась большим разнообразием — кинофильм, морская самодеятельность и два раза в неделю — бокс. Конечно, назвать драку в перчатках боксом было трудно, но тем не менее популярность этого вида развлечения среди иностранных моряков была несомненна. «Бокс» можно было наблюдать и в остальные две недели, особенно в ресторане, дансинге и кафе. Чего-чего, а в морду бить друг друга наши союзники умели в совершенстве — точно по схеме кинобоевиков далекого Запада.

Ожидание наше становилось день ото дня все тягостней и неопределенней. Мы ждали каравана и не менее напряженно — вестей с фронта. Гитлер отдал третий приказ о взятии Сталинграда — «во что бы то ни стало к 14 ноября».

К этому времени сражение под Сталинградом достигло таких размеров, каких не знала еще история войн. Вести с фронтов были тревожны. Мы понимали, что эти тяжелые дни решали исход войны. Не знали тогда только того, что уже бои 14–18 октября решили участь Сталинграда.

А корабли все прибывали и прибывали. Многочисленные причалы огромного Архангельского порта переполнялись ими до предела. И, наконец, пришел долгожданный последний караван. Вся Северная Двина покрылась судами и густым лесом мачт с флагами больших и малых союзных держав. Началась спешная разгрузка — надвигалась зима, полярная ночь и замерзание Двины и Белого моря.