Я оглянулся посмотреть - [25]
— Зажат
Герцог тут же порекомендовал:
— Расслабьтесь.
Посмотрев спектакли, я уже не сомневался в выборе будущего, мне ужасно захотелось попасть в этот мир, научиться этому ремеслу.
К подготовке к экзаменам я подошел очень серьезно. Предметом самой большой тревоги для меня был танец, а на втором туре нужно было спеть и станцевать. Про спеть вопросов не было. А про станцевать были очень большие вопросы. Битлы же не танцуют, представить танцующего Леннона или Маккартни просто невозможно. Все эти па-де-труа и гранд батман — как-то странновато. Я и сейчас думаю, что выражать свои эмоции посредством разведения ручек и ножек — не по-мужски, а вот заорать в микрофон:
— Can’t buy me love — это другое дело.
Но моего мнения никто не спрашивал, деваться мне было некуда.
Пришлось обращаться к помощи профессионала. Папа договорился с хореографом. Один раз в неделю я приходил в Театр комедии и под магнитофон прилежно репетировал. Танец мне выбрали попроще — характерный, эстрадный, с самыми элементарными движениями. Несмотря на жуткую неловкость, что-то мне все же удалось освоить.
С выбором стихов проблем не было, я любил Пушкина, поэтому взял два его стихотворения: «Я вас люблю, — хоть я бешусь» и «Желание славы». Одно — романтическое, легкое, второе — мужское, брутальное. Пушкина подготовил самостоятельно, я его настолько чувствовал, что подсказки мне были не нужны.
Выучил какую-то басню, с ней тоже проблем не было, я просто рассказывал историю, там и без кривляний все ясно.
Вот с прозой проблемы были, я много читал в старших классах и никак не мог определиться в своих пристрастиях. В конце концов, остановился на Леониде Андрееве, от которого был тогда под большим впечатлением. Взял монолог Иуды из его повести «Иуда Искариот». Папа одобрил мой выбор, отрывок был выигрышный, экспрессивный и действенный. Он дал мне дельный совет:
— Иуда обличает. Вот и ты обличай их, говори это прямо в лицо комиссии, смотри в глаза.
Принимали экзамены Аркадий Иосифович Кацман, Лев Абрамович Додин и Валерий Николаевич Галендеев.
Я рассказал стихи, басню, а потом начал:
— …Иуда выпрямился и закрыл глаза. То притворство, которое так легко носил он всю свою жизнь, вдруг стало невыносимым бременем, и одним движением ресниц он сбросил его…
Я рассказывал о самой главной минуте человека, осознавшего всю глубину собственного предательства. Как Иуда, задыхаясь под тяжестью страшных слов, я в конце заорал прямо в лицо Кацману:
— …Ах, Анна. Старый, седой, глупый Анна, наглотавшийся закона, зачем ты не дал одним серебреником, одним оболом больше! Ведь в этой цене пойдешь ты вовеки!
Я прошел на второй тур, но мне не понравилось, как вел себя Додин, он сидел какой-то скучный. Я разволновался.
Встретив Льва Абрамовича на Моховой, я представился:
— Меня зовут Максим Леонидов, я поступаю к вам. Меня допустили на второй тур. Может быть, вы подскажете, что мне еще почитать.
— То, что вы Пушкина можете читать, это уже понятно. Покажите что-нибудь социальное, Маяковского возьмите. Надо посмотреть, как вы там.
Маяковский никогда не был моим любимым поэтом. Если бы не Додин, мне и в голову не пришло бы изображать из себя социального героя.
Чтобы уже не было никаких вопросов, я выучил «Левый марш». Мама села в кресло, а я перед ней начал скандировать:
— Разворачивайтесь в марше!
— Нет, плохо! — забраковала мама.
Я начал снова, но она опять меня остановила:
— Не так!
Я злился, убегал из комнаты, опять прибегал, на ее очередное «нет» стал умолять:
— Мама, сколько можно!
Но она была непреклонна:
— Давай снова. Ты — герой, говоришь с трибуны.
На сотый раз, дойдя до отчаяния, я заорал яростно:
— Раззз-ва-ра-чивай-тесь в маар-ше! Словесной не место кляузе!
— Вот! — обрадовалась мама. — Так — правильно.
Подсказка Додина сослужила мне хорошую службу. Второй тур я начал с Маяковского. Меня узнали еще и с этой стороны. Превозмогая себя, показал отрепетированный танец, который тоже был воспринят благосклонно. Ну, а на музыкальном номере оттянулся полностью. Я пел «Живет моя отрада в высоком терему», аккомпанируя себе на гитаре. Романс псевдоцыганский, страстный, куражный. Показал и диапазон, и голос, и темперамент.
На третьем туре мы должны были сыграть отрывок из пьесы или рассказа. Нас разделили на пары, дали текст, а в помощь прикрепили «кацманят» — выпускников предыдущего курса Кацмана — Додина.
Из трех сотен абитуриентов оставалось человек тридцать, третий тур мы все сдавали в один день. Нас всех сразу пригласили в аудиторию, и мы видели, кто на что способен.
Мне понравились Дима Рубин и Ира Селезнева, которые показывали отрывок из рассказа Антона Чехова «Егерь». Ира была очень убедительна в роли брошенной мужем скотницы Пелагеи.
Регина Лялейките и Леша Нестеренко показывали сцену знакомства Петруччио и Катарины из «Укрощения строптивой» Вильяма Шекспира.
У Шекспира это звучало так:
— День добрый, Кэт! Так вас зовут, слыхал я.
— Слыхали так, расслышали вы плохо. Меня все называют Катариной.
Керчинский Петруччио начинал так:
— Дынь дыбрый, Кэт, вс так зывут, слхал я.
— Слихали ток, расслисали ви плехо. Миня вси називают Катариной, — отвечала строптивая Катарина с литовким акцентом.
Это необычная книга, книга-факсимиле. Собрана она, как в калейдоскопе, из различных кусочков: кусочков жизни необычного человека. Одессит Марк Штейнберг проживает сегодня в израильском городе Петах-Тиква. А его мелодии звучали и звучат и в сибирских городках, и в зале Кремля, в столице Беларуси, и, конечно, в Одессе и Израиле. Я рад, что мне посчастливилось встретиться с этим человеком и поработать в творческом тандеме. Роман Айзенштат, член Союза писателей Израиля, поэт.
Книга посвящена неутомимому исследователю природы Е. Н. Павловскому — президенту Географического общества СССР. Он совершил многочисленные экспедиции для изучения географического распространения так называемых природно-очаговых болезней человека, что является одним из важнейших разделов медицинской географии.
Вместе с Джанис Вы пройдёте от четырёхдолларовых выступлений в кафешках до пятидесяти тысяч за вечер и миллионных сборов с продаж пластинок. Вместе с Джанис Вы скурите тонны травы, проглотите кубометры спидов и истратите на себя невообразимое количество кислоты и смака, выпьете цистерны Южного Комфорта, текилы и русской водки. Вместе с Джанис Вы сблизитесь со многими звёздами от Кантри Джо и Криса Кристоферсона до безвестных, снятых ею прямо с улицы хорошеньких блондинчиков. Вместе с Джанис узнаете, что значит любить женщин и выдерживать их обожание и привязанность.
За две недели до тридцатилетия Марк Болан погиб в трагической катастрофе. Машина, пассажиром которой был рок–идол, ехала рано утром по одной из узких дорог Южного Лондона, и когда на её пути оказался горбатый железнодорожный мост, она потеряла управление и врезалась в дерево. Он скончался мгновенно. В тот же день национальные газеты поместили новость об этой роковой катастрофе на первых страницах. Мир поп музыки был ошеломлён. Сотни поклонников оплакивали смерть своего идола, едва не превратив его похороны в балаган, и по сей день к месту катастрофы совершаются постоянные паломничества с целью повесить на это дерево наивные, но нежные и искренние послания. Хотя утверждение, что гибель Марка Болана следовала образцам многих его предшественников спорно, тем не менее, обозревателя эфемерного мира рок–н–ролла со всеми его эксцессами и крайностями можно простить за тот вывод, что предпосылкой к звёздности является готовность претендента умереть насильственной смертью до своего тридцатилетия, находясь на вершине своей карьеры.
Первая часть книги Л.Млечина «Алиби для великой певицы» (из серии книг «Супершпионки XX века») посвящена загадочной судьбе знаменитой русской певицы Надежды Плевицкой. Будучи женой одного из руководителей белогвардейской эмиграции, она успешно работала на советскую разведку.Любовь и шпионаж — главная тема второй части книги. Она повествует о трагической судьбе немецкой женщины, которая ради любимого человека пошла на предательство, была осуждена и до сих пор находится в заключении в ФРГ.
Театральный путь Алексея Владимировича Бородина начинался с роли Ивана-царевича в школьном спектакле в Шанхае. И куда только не заносила его Мельпомена: от Кирова до Рейкьявика! Но главное – РАМТ. Бородин руководит им тридцать семь лет. За это время поменялись общественный строй, герб, флаг, название страны, площади и самого театра. А Российский академический молодежный остается собой, неизменна любовь к нему зрителей всех возрастов, и это личная заслуга автора книги. Жанры под ее обложкой сосуществуют свободно – как под крышей РАМТа.