Я обязательно вернусь - [20]

— Никита! Возьми рыбу! — напомнил Прохор.

— Иди ты с нею, знаешь куда! — отвернулся человек и ускорил шаг.

— Обиделся! — сказала Юлька.

— Я ему сопли вытирать не стану. А уважать надо не только себя, — взял Прошка рыбу и вместе с Юлькой вошел в дом.

— Может, сходишь, отдашь его рыбу, все ж у него семья. Заодно помиритесь.

— Я ни за кем не побегу, не буду навязываться и просить прощенья. Не чувствую себя виноватым. Если обдумает и поймет, сам вернется. Ну, коли не захочет, замену найду скоро, — сказал, что отрубил. И, поставив ведро с рыбой на кухне, вскоре простился, ушел хмурый, на Юльку даже не оглянулся.

Анна лечила какую-то женщину, внучке велела подоить коров. Она ни о чем не спросила, не вышла. Внучка вернулась, когда полностью управилась с хозяйством, а женщина ушла. Анна поставила на стол ужин и ждала Юльку. Едва та вошла, спросила:

— Вы что, погавкались?

Юлька рассказала, как все было. Анна вздохнула облегченно:

— Они меж собой разберутся. Ты-то как?

— Вон рыбу привезли, ее до ума довести нужно.

— Я не о рыбе. Это дело недолгое. Справлюсь сама.

Юлька рассказала бабке, как Прохор брал ее на руки, о чем говорили и спросила:

— Баб, а почему ты отпустила меня с ним?

— Вы втроем поехали. Как только я услышала, что с вами будет Никита, сразу успокоилась. Знала, ничего плохого не случится. Никита никогда не дал бы в обиду тебя, да еще приезжему. А вот вдвоем отпустить не решилась бы. Не знаем покуда Прошку. Хоть и в плохом не замечен, но все ж чужой. А Никита свойский, здесь родился. С пацаненка его помним.

— Но ведь болтливый мужик, — не выдержала Юлька.

— В Сосновке почти все такие. Друг другу кости моют, а на завтра роднятся. От его языка урона никому нет. Не обращай внимания.

— Как думаешь, Никита с Прошкой помирятся?

— Куда денутся! Здесь им врозь никак нельзя. Завтра снова неразлучными станут. Им не в первой брехаться. Оно и в семьях такое случается. Потом голубятся, прощают. А как иначе? Все мы живые люди, все ошибаемся. Если не прощать, жить будет невыносимо.

— Баб! А у Прошки руки теплые! — крутнулась волчком от шлепка по заднице:

— Уже отлегло у тебя? Бабой себя почувствовала егоза? Не рано ли хвост подняла трубой?

— Не-ет, бабуль, я правда почти вылечилась.

— До этого почти, еще не меньше года! Ты б ночью на себя глянула худобище! Вся в поту, огнем горишь. А в бане не можешь париться сколько нужно. Задыхаешься, сердце болит. И ноги подкашиваются, слабые они. Да и сама, что былинка, устаешь, с ног валишься, как солома скошенная.

— И неправда! Со скотиной без отдыха теперь управляюсь. В доме все сама успеваю. И не падаю.

— Что? Понравились Прошкины руки?

— Ага! — согласилась простодушно.

— Быть в его руках может и неплохо. Но управлять ими все же лучше. Но пока тебе о том думать рано. Еще не сумеешь вырваться от этого медведя. Уж если этот приловит, труба дело.

— Баб! Я думаю, как мне снова в них оказаться. А ты про то, как убежать. Я и не подумаю о том.

— Ну, засучила ногами! Сейчас в кадушку с холодной водой окуну. Ишь, расходилась! Кашляешь, как паршивая овца! Со всех концов вонь и мокрота летят. А уже мужика на уме держишь, ну и борзая! Охолонь, шелапуга! Не то получишь вожжами по заду! — пригрозила Анна.

— Баб! Ну чего ты взвилась? Я только поделилась с тобой. Ведь ничего не случилось меж нами!

— Еще чего не доставало! — серчала Анна.

— Да хватит тебе базарить. А то сбегу в город, совсем меня извела своими придирками! Уж лучше с пустым пузом, чем с избитой душой жить! — пригрозила Юлька.

Анна умолкла, обидевшись на внучку, наблюдала за нею искоса. А та, уже забыв о ссоре, носилась по дому на одной ноге, старалась навести порядок всюду, все успеть.

— Завтра пойдем в баню, напаримся. Нынче уже поздно. Баня не прогреется. С утра до вечера я ее хорошо протоплю, — пообещала бабка.

— Я хотела дом снаружи побелить, — повернулась к Анне.

— До вечера успеешь управиться. Только смотри, не спеши, не сорвись. С избой мы не опоздаем. Слышь меня? В шею никто не гонит, — приметила хорошее настроение Юльки и, став к печке, заканчивала готовку, мудрила над кипящими кастрюлями и чугунками, заодно говорила с внучкой:

— Ты приметила женщину, какая вечером у меня была?

— Нет, не обратила внимания.

— Она в Сосновке уже не первый год живет, почитай лет пять серед нас мается. Как на пенсию вышла, так и переехала из города, дом купила, единой душой в нем живет. Никакой родни во всем свете. Устала от шума и городских забот, от назойливых соседей и нахальных друзей.

— А муж, дети куда делись? — удивилась Юля.

— Никого нет, и не было.

— Как так? Ведь женщина!

— Она для себя жила. С любовью не повезло. А ведь была она. Любили друг друга с самого первого курса. Оба геологи. Он предлагал перед окончанием пожениться, так решила с год повременить, накопить на громкую свадьбу. Так-то и порешили меж собой. Хотя у обоих родители не из бедных, предлагали не откладывать. Да разве свои мозги вставишь? Так вот разлучились. Он с отрядом уехал в экспедицию, ее в лаборатории оставили. А дело по весне, до самой поздней осени расстались. Тамара эта даже не сомневалась, что вернется к ней ее Мишка. Но одно не учла, что в экспедицию с ним отправили молодых девчат. Все красивые, веселые, озорные. Тамара против них серая мышка. Сутулая, низкорослая, волосы редкие, морда серая, а и сама скучная. Короче, сущий научный сотрудник, без живинки и смеха. Рядом с нею никто не мог работать, засыпали вскоре. Какой там приударить, никто не оглядывался на девку. Она в аспирантуру готовилась поступать. А Мишка совсем иной был, живой человек, веселый, настоящий геолог. Вот так-то и прилипла к нему девчонка из отряда. Ее поварихой взяли сразу после школы. Здоровая деваха, как кобылка возле Мишки завертелась. Все вечера у костра рядом с ним сидела. То голову на плечо ему положит, песню споет, обнимет, одежку простирнет, так-то вот и приучила к себе. Чего удивляться? Деваха красивая, так и соблазнила человека, пустила в свой спальный мешок, раз да другой. Мужик вскоре и вовсе привык. Хоть и образование только среднее, зато хорошо готовит, хозяйка отменная, как баба ласковая, чего еще нужно? А к осени выяснилось, что уже беременна. Тут уж ни до раздумий. Тамарка, какая ждала Мишку в городе, за все годы так и не поддалась, невинность до свадьбы берегла. Ну, а та девка без стопоров. Понравился ей Мишка, она и не раздумывала. Когда в город воротились, Томка подбежала к жениху, тот вместо привета указал на свою подругу и предложил: