Я обязательно вернусь - [15]

— Как теперь твоя спина? — спросила Прошку.

— Все кайфово. Сплю, как медведь. Даже ночами курить не встаю.

— Прохор! Побереги свои ноги. Они у тебя слабые. Морозил их часто. Не жалел себя. Берегись резиновой обуви, почаще теплые носки надевай. А спину перед печкой грей. Особо когда много работаешь.

— Прохор, а зачем себе трактор купили? Хотите фермером стать? — спросила Юлька.

— И не думал о таком. Я ж говорил, что ремонт дома буду делать. Хочу гараж рядом построить. Потребуется много материалов. Их на чем привезти? А у меня и сани, и тележка к трактору есть. Весь прицепной инвентарь, он ржавел под снегом и дождем, поломанный и забытый. Я собрал, отремонтировал, теперь пользуюсь. Трактор выгоднее держать, чем грузовик. Да и к тому ж по деревенским дорогам на нем хорошо возить грузы. Машины по дождю буксуют, а мой без заморочек, везде пройдет.

— А вы в море работали?

— Да, довелось рыбачить.

— Мореходку закончили?

— Пединститут, физмат, но зарплата такая, что не выдержал и сбежал на флот. Не только я, многие ушли из школ и медицины, сами знаете почему. Лично я ни разу не пожалел что ушел в море. Поначалу трудно было, а потом привык.

— Как же жена отпустила, иль не боялась за вас?

— Юля, о чем ты? Она на берегу погибла, а я в море выжил. Никто не знает, что его в своем доме ждет. В городе при авариях гибнут. В деревне, как слышал, тоже всякое бывает. Но теперь и в море неохотно идут. Платят слабо, а риск прежним остался. Вот и мечутся мужики. Ищут, где б заработать на семью, чтоб не бедствовала родня.

— Нельзя жить одним днем. О близких людях надо помнить всегда. Я бы не пустила в море своего мужа, брата, или отца.

— Юля, а если нет другого выхода?

— Значит, нужно сократить расходы, или идти работать самой.

— А кто будет растить детей?

— Разве лучше рисковать жизнью мужа и отца? Ведь в случае гибели, кого обвинят дети? Растят же детвору без рыбалки и моря.

— Юля! Моя жена работала, пока был один ребенок. С двумя уже невмоготу.

— А как раньше растили по десятку? И все работали с утра до ночи. Люди и в городах по пять детей рожали и не сетовали. Чем больше их, больше забот. Однако, в чем Юля права, работали все. Хотя о чем мы спорим? У каждой семьи свои правила, и никто не должен указывать другому, как ему лучше жить, — встряла Анна.

— Мне в Сосновке каждый хочет навязать свое мнение. Вот так привез дрова соседям старикам, бабка принесла клушку с цыплятами в благодарность. Еле заставил забрать обратно. Ну, зачем это мне? А старики не понимают, как можно в деревне жить без хозяйства? Когда сказал, что нет времени, не умею и не хочу обзаводиться никакими животными, они учить взялись, мол, ничего сложного нет. Зато к осени со своими яйцам будешь. Еле избавился от назойливых стариков. Другие, того не легче, козу привели. И тоже едва всучил ее обратно. И поросенка приносили. Прямо в доме отпустили. Ну, я за тем свиненком с час по дому бегал, он носился как угорелый, изучал дом как свою конуру, обалдел от радости, что ему столько места отвели. Никак не хотел уходить, кое-как отловили. Так я их всех во двор мигом вывел и запретил живность приносить. Не разрешил такое хозяйство навязывать. Тот поросенок едва в дом попал, сразу жрать запросил. Во деловой! — смеялся Прошка.

— Я когда сюда приехала, тоже много подзабыла. Корову с левой стороны села доить, она как лягнула меня, вместе с подойником на нашест к курам забросила. Петух до сих пор шарахается в угол, когда в сарай захожу. Подумал, что я к нему клеюсь. Испугался горластый драчун. Не ждал от меня такого конфуза! — призналась Юлька.

— Я, честно говоря, только недавно научился отличать петуха от курицы. Все казались на одно лицо.

— А почему в деревне решил остаться?

— Так психолог посоветовала, уехать хотя бы на время в тишину, на природу, где скорее можно успокоиться. И ни в коем случае не возвращаться на Север, чтобы память до беды не довела. Я последовал ее совету. Она оказалась права. Дело не только в тишине, здесь я познакомился с Анной. Мне о ней много рассказывали еще до знакомства. Уже она дважды мне помогла. Вообще люди в Сосновке классные, здорово от городских отличаются, отзывчивые, добрые.

— Всякие есть, как повсюду. За каждого не ручайся. Недавно бабка внука привела, тот еще мужиком не стал, а уже в бутылку влез с ушами. Старая уговорила вылечить, отворотить от хмельного. Я и взялась помочь, а малец квелый. Когда ломка пошла, его пятками наружу вывернуло. На свои ноги встать не мог. То ж надо, в пятнадцать лет так втянулся, что из беды за уши пришлось вытаскивать. Так его отец прибежал и на меня с кулаками давай скакать. Орал как психоватый, мол, зачем я его собутыльника лишаю? А когда глянул, что с сыном творится, совсем хотел домой забрать. А малец вовсе никакой еще, на ногах не стоит. Вот тут я озверела и ухватом того папашу из дома выкинула. Так он, выродок лягушачий, окно разбил, когда во двор вылетел. Так вот отблагодарил. Зато мальчонку выходила, нынче не пьет и не курит, а какой трудяга!

— Как же его отец? Хоть извинился, отремонтировал окно? — спросил Прохор.

— О чем ты, мил-человек? Он уж помер. Спился вконец. Куда уж окно ремонтировать или извиняться, все грозил мне башку с резьбы сорвать. Алкаши, народ непредсказуемый. Их и теперь в деревне хватает. И все, как видят меня, по углам, что тараканы прячутся. Будто насильно лечить стану, размечтались ироды!