Я обвиняю! - [6]

В палатах митрополита Шептицкого во время немецкой оккупации Львова (1941–1944 год) среди почётных посетителей, которых принимал у себя «князь церкви», были шеф гитлеровского абвера адмирал Вильгельм Канарис, губернаторы дистрикта Галиция бригаденфюреры СС Карл Ляш и Отто Вехтер, шеф гестапо бригаденфюрер СС Катцман, полковник абвера Альфред Бизанц, «фюреры» украинских националистов и многие другие видные чины гитлеровского рейха. С ними часами задушевно беседовал Андрей Шептицкий, согласовывая совместные обращения к народу Галиции, хотя прекрасно знал, что руки его гостей обагрены кровью убитых и замученных ими украинцев.

Военные цели гитлеровской Германии во второй мировой войне во многом совпадали с замаскированными религиозной фразеологией политическими устремлениями папского Рима, верным слугой которого была возглавляемая Шептицким униатская церковь. У тех и других было одно стремление — на Восток. Митрополит Андрей Шептицкий по заданиям германского генерального штаба проводил в широких кругах украинского населения активную работу, направленную во вред украинскому национально-освободительному движению, всячески препятствовал революционным стремлениям галицийских украинцев к воссоединению с Советской Украиной.

В 1918 году сведённая в военные формирования галицийская молодёжь, вместо того чтобы воевать за независимость Западной Украины, её воссоединение с Советской Украиной, была вовлечена своим националистическим, контрреволюционным офицерством и попами-униатами в поход на Киев. Благословляемая митрополитом, она пошла войной на Советскую Украину.

А тем временем Святой Юр под эгидой Шептицкого плёл тончайшую паутину сложных политических комбинаций, в которую попадались тысячи наивных душ молодых украинцев-галичан.

Думая о католицизме, о проникновении его на Восток, митрополит Шептицкий, как бы подслушав советы прелата Лотти из романа Тудора, знакомится с научным социализмом. Накануне смерти Шептицкого в его кабинете на полках богатой библиотеки можно было видеть вместе с папскими буллами и собрание сочинений Маркса и Энгельса, и сочинения Ленина, и даже… «Краткий курс истории ВКП(б)». Сидя в своём уютном кресле-троне, он читал «Анти-Дюринга», «Диалектику природы» и «Капитал». Читал и перечитывал для того, чтобы, зная основы научного социализма, всеми силами своего разветвлённого церковного аппарата бороться против «опасного» учения, всё больше и больше проникавшего в города и сёла Западной Украины и поднимавшего народ на борьбу с захватчиками.

Таким образом, в последнем романе Степана Тудора, «День отца Сойки», мы наблюдаем удивительное проникновение художественного замысла в реальную действительность. Глубокий и вдумчивый художник, отлично знающий жизнь бедного, закабалённого украинского крестьянина, который всё чаще и чаще обращал свой взгляд в сторону Советского Союза, Степан Тудор видел, какую разрушительную, деморализующую работу ведут в народе тихие и незаметные на первый взгляд «святоюрские мыши и крысы» — посланцы графа Шептицкого и Ватикана.

Многие эпизоды романа «День отца Сойки» рассказывают, как ведёт свою подрывную работу отец Сойка. Заботясь о личном процветании, о приобретении новых мельниц, сенокосов, стад скота, одержимый лихорадочной страстью обогащения, выросшей из девиза его молодости: «а что на этом можно заработать?», отец Сойка «борется с коммуной» в своём приходе. Он окружает себя кулаками и с их помощью пытается парализовать всякие действия прогрессивных слоёв села, ведущих крестьянство по пути просвещения и активной борьбы с поработителями.

Образ живучего, цепко хватающегося за жизнь кулака-мироеда, лучшего прихожанина отца Сойки — Гайдучка хорошо выписан Степаном Тудором в его романе. Несколько раз собирается Гайдучок умирать и зовёт отца Сойку, но всякий раз внешние, не имеющие даже прямого отношения к состоянию его здоровья обстоятельства задерживают его на этом свете. Последний раз Гайдучка «воскресила» его принёсшая ягнят овца. Умирающий слышит блеяние новорождённых ягнят и встаёт со смертного одра.

Эта сцена, отлично написанная Тудором, помогает читателю представить себе ближайших помощников отца Сойки. Все они — и «святоюрская мышка» дьякон Цвень, и кулаки Гайдучок, Гелета, Сливка являются, как откровенно выражается сам отец Сойка, его «жандармерией». Они-то и помогают отцу Сойке выполнять данные монсеньёром Д’Эсте и прелатом Лотти заветы продвижения на Восток и охраны завоёванных уже Римом земель от «тлетворного» влияния, идущего из Советского Союза.

Читатель видит отца Сойку в романе Тудора в состоянии постоянного напряжения и собранности. Священник, если прибегать к военной терминологии, находится в состоянии «мобилизационной готовности № 1». Каковы же причины, заставившие отца Сойку уже тогда, задолго до войны, вести себя так агрессивно и судорожно цепляться за свои позиции в Климовке и окрестных подольских сёлах?

Степан Тудор лишь изредка, да и то намёками, вскрывает эти причины. Мы вправе говорить о них более определённо. В начале тридцатых годов за Збручем, в нескольких километрах восточнее земель, на которых, усыпляя народное сознание, действовали отцы сойки, Советской властью в массовых масштабах стала проводиться коллективизация. Дальновидные политиканы из Ватикана прекрасно понимали, что массовая коллективизация, а с ней и ликвидация кулачества как класса, по существу, означает уничтожение той основной социальной базы, на которую мог бы ещё в какой-то мере рассчитывать папский Рим, мечтая о продвижении на Восток. С ликвидацией кулачества как класса исчезают последние надежды на буржуазную реставрацию в Советском Союзе, а значит, и надежды на «мирное» проникновение за Збруч. Советские органы государственной безопасности и пограничные войска зорко берегут советские рубежи, уничтожают один за другим шпионские аванпосты на советской стороне Збруча. Поэтому всё чаще речь идёт о неминуемой войне с Советским Союзом. Активизируются все отряды католицизма, и в первую очередь приводится в состояние боевой готовности униатская церковь, священнослужители которой для удобства проникновения в души верующих украинцев говорят на их языке. Всё очевиднее для Рима становится необходимость сделать греко-католическую церковь ещё более действенным орудием борьбы против зреющих революционно-демократических настроений.