Я ничего не помню - [5]
ЛЕОНОРА. Мы были женаты месяц и сорок пять лет. Это совсем немало, Лео.
ЛЕО. И все-таки…
ЛЕОНОРА. Этого нельзя перечеркнуть и начать жить сначала.
ЛЕО. Ты на двенадцать лет старше меня, а посмотри, сколько в тебе жизни. Да тебе и шестидесяти пяти не дашь, если на то пошло. Да ты еще лет десять…
ЛЕОНОРА. Боже упаси.
ЛЕО. Найдешь себе кого-нибудь и отправишься путешествовать.
ЛЕОНОРА. Все умерли, как ты не понимаешь?
ЛЕО. Нет, этого просто не может быть… Сотни гостей на ваших лужайках. И дня три потом еще на кого-нибудь натыкаешься — то на клумбе, то в машине…
ЛЕОНОРА. Все умерли.
ЛЕО. Не может быть…
ЛЕОНОРА …О боже, Лео, но последний прием был пятнадцать лет назад. Что с тобой? Ты не стареешь.
ЛЕО. А если махнуть в Азию? Ты ведь там никогда не была.
ЛЕОНОРА. Слушай, у тебя с головой еще хуже, чем у меня. Когда Фредерик строил мост через Ганг, мы шесть месяцев прожили у местного магараджи…
ЛЕО. А что, если его навестить?
ЛЕОНОРА. О боже, но ему уже тогда было под семьдесят, теперь ему, наверное, все сто. Нет, мне там очень не нравилось: индусов не поймешь — то кланяются, то дерутся. Никто не говорит правду — все лгут. А бедные слоны! И потом, все это были друзья Фредерика, и я здесь ни при чем. Все наши друзья были всегда его друзьями.
ЛЕО. Но он-то с ума сходил по тебе, Леонора, ты не можешь об этом не помнить.
ЛЕОНОРА. Конечно. Только я сейчас не о том. (Пауза. На лице появляется улыбка). Мы с ним познакомились…
ЛЕО …в поезде, знаю.
ЛЕОНОРА. Да… Он ехал в Калифорнию, строить один из своих бесчисленных мостов. Подошел в вагоне-ресторане к моей матери и говорит: «У вашей дочери обалденная задница!»
ЛЕО. Ха! Она ему закатила скандал?
ЛЕОНОРА. За что? Разве это не комплимент? Тем более, что моя мать была директрисой в женском колледже в Бостоне.
ЛЕО. Ну и что?
ЛЕОНОРА. Ей было с чем сравнивать. (Смеется своим высоким пронзительным смехом).
ЛЕО. Вот видишь, ты запомнила это на всю жизнь.
ЛЕОНОРА(говорит, подавляя волнение). Это было так давно, что ровным счетом ничего не значит. (Вспыхнув). Я хотела бы тебя кое о чем спросить — только это очень личное?
Он, обернувшись, ждет вопроса.
Ты не возражаешь, Лео?
ЛЕО. О чем?
ЛЕОНОРА. Почему ты притворяешься, что для тебя все серьезно?
ЛЕО(удивлен). Потому что я не впадаю в уныние по каждому пустяку, как ты, а наоборот…
ЛЕОНОРА(с нарастающим волнением). Но почему нельзя признать, что это все пустое? Ты же знаешь, что это все пустое, Лео.
ЛЕО(теряя внутреннее равновесие). Что — пустое?
ЛЕОНОРА. Как что — наша жизнь, черт побори. Меня бесит — ты боишься, ты просто боишься… (Ухватившись за новую мысль). Ну вот хотя бы эта твоя дурацкая газета. Каждый день ты читаешь эту бредовую писанину, одну и ту же чушь, одну и ту же ложь, бесконечные жестокости…
ЛЕО. Я хочу знать, что происходит в мире.
ЛЕОНОРА. Но ведь ничего не «происходит»! За исключением того, что мир все больше погрязает в дикости, в жестокости, во лжи…
ЛЕО. Не могу понять, почему тебя так раздражает, что я читаю газеты?
ЛЕОНОРА. Потому что я тебя знаю уже тридцать или сорок лет, а ты для меня все равно — посторонний. Когда-нибудь я узнаю тебя по-настоящему, или нет? Я тебя совершенно не понимаю, Лео!
Он озадачен, однако его поразила глубина ее переживаний. Он пытается понять, что она хочет ему сказать. Внимательно смотрит на ее профиль.
ЛЕО. Что ты хочешь понять?
ЛЕОНОРА. Каждый вечер ты оскорбляешь меня своим высокомерием, хотя знаешь, что дела идут хуже и хуже.
ЛЕО. Послушай, у меня сегодня тоже неважное настроение…
ЛЕОНОРА. Нет, ты притворяешься. А в глубине веришь в какое-то одному богу известное чудное преображение мира.
ЛЕО. Что-то я никак не пойму, чего ты добиваешься…
ЛЕОНОРА. Эту страну вконец разложила жадность, ложь, тупое чванство. Ты ведь и сам все это знаешь, только боишься признаться, угадала? Поэтому с тобой так тяжко — ты все надеешься, когда надеяться не на что- вот в чем загвоздка!
ЛЕО(давая ей минуту успокоиться). Беда в том, что ты не разбираешься в науке.
ЛЕОНОРА. При чем здесь наука? Я хочу чтобы ты честно сказал, что ты думаешь о своей жизни! А ты про какую-то науку боже ты мой!
ЛЕО. Мне кажется, что ты к своей жизни относишься серьезнее, чем я к своей.
ЛЕОНОРА(поймав мысль). А-а. Занятно.
ЛЕО. Я ничего в жизни не сделал, кроме…
ЛЕОНОРА. Как — ничего? А кто помогал Фредерику… Да еще как помогал, лет двадцать, а то и больше, а? А до этого сколько студентов выпустил…
ЛЕО. Дело в том, что с моей точки зрения, я — лучше ли, хуже ли, — но сделал все, что мог — а теперь опять превращусь в то, с чего начал: ведь мы всего лишь химическое соединение, которое умеет разговаривать, — я бы сказал, как разговаривающий азот…
ЛЕОНОРА(оскорблена, смеется). Как ты сказал? «Разговаривающий азот»?!
ЛЕО. Не обязательно азот — там есть фосфор, другие элементы в общей сложности доллара на два, если учесть инфляцию. Поэтому лучше не спрашивать, почему ты живешь — живёшь, потому что живешь, так получилось. И в этом нет никакого другого идиотского смысла. Ты, видимо, нервничаешь, потому что ищешь какой-то друга ответ, а его просто нет. (Пауза).
ЛЕОНОРА. Я не об этом, Лео.
