Я невинность потерял в борделе - [34]

Вконец оподлился — конечно, не ошибкой…

И Арапетов сам — сей штатский генерал,

Пред кем ты так смешно и странно трепетал,

Стихами едкими недавно пораженный,

Стоит, как тучный вол, обухом потрясенный,

И с прежней дерзостью над крутизной чела

Уж не вздымается тюльпан его хохла!

А. В. Дружинин и Н. А. Некрасов

ПЕСНЬ ВАСИНЬКЕ

Доброе слово не говорится втуне.

Гоголь

Хотя друзья тебя ругают сильно,

Но ты нам мил, плешивый человек.

С улыбкою развратной и умильной

Времен новейших сладострастный Грек.

Прекрасен ты — как даровитый странник,

Но был стократ ты краше и милей,

Когда входил в туманный передбанник

И восседал нагой среди блядей!

Какие тут меж нас кипели речи,

Как к ебле ты настраивал умы,

Как пердежом гасили девки свечи…

Ты помнишь ли? — но незабудем мы!

Среди блядни шуток грациозных,

Держа в руке замокнувший гондон,

Не оставлял и мыслей ты серьезных

И часто был ты свыше вдохновлен.

Мы разошлись… иной уехал в Ригу,

Иной в тюрьме, но помнит весь наш круг,

Как ты вещал: люблю благую книгу,

Но лучшее сокровище есть друг!!![15]

О дорогой Василий наш Петрович,

Ты эту мысль на деле доказал,

Через тебя ерливый Григорович

Бесплатно еб и даром нализал.

* * *

Тот, кто умел великим быть в борделе —

Тот истинно великий джентльмен.

Еби сто раз, о друг наш, на неделе,

Да будет тверд твой благородный член.

Пускай, тебя черня и осуждая,

Завистники твердят, что ты подлец.

Но и в тебе под маской скупердяя

Скрывается прещедрый молодец.

О, добр и ты!.. Не так ли в наше время,

В сей блядовской и осторожный век,

В заброшенном гондоне скрыто семя,

Из коего родится человек.

Н. А. Некрасов, И. С. Тургенев

ОТВЕТ ЛОНГИНОВА ТУРГЕНЕВУ

Тургенев! кто тебе внушил

Твое посланье роковое?

Я здесь беспечно ел и пил,

Пердел устами и дрочил,

Позабывая все земное.

И вдруг — послание твое

В купальне круг наш так смутило,

Как будто всем нам копие

Воткнули в жопу или шило!

Тебе ли пьянство осуждать

И чернокнижные поступки,

Которым суждено блистать

От Петербурга до Алупки.

(Читатель ждет за сим залупки.

На, вот, бери, ебена мать!)

Тебе ль, кто, жив лет тридцать пять

Доныне не окреп в рассудке,

Стыдиться нагишом плясать

И всенародно хуй встрясать

Под видом грациозной шутки?

Скажи, ебал ли ты ежа,

Его в колени положа,

Как действуют сыны России?

Любил ли водку всей душой?

И в час похмелья — час лихой,

Алкал ли рюмки, как Мессии?

Хвала тому, кто без зазору

В грязи, в говне, на груде вшей

Паршивейшую из блядей

Готов уеть во всяку пору!

И тот велик, кто по утрам,

Облопавшись икрой и луком,

Смущает чинных светских дам

Рыганья величавым звуком.

Блажен, кто свету не кадит,

Жеманных дам не посещает,

Купаяся, в воде пердит

И глазом весело глядит,

Как от него пузырь всплывает

И атмосферу заражает

Но наслажденью не вредит!

А. В. Дружинин

ПАРГОЛОВСКИЕ ИДИЛЛИИ

Насрал я в тени сикоморы,

Подтерся лопушником я

И слышал кругом разговоры,

Что я и подлец, и свинья.

Прошел тут какой-то ядрило.

Меня он свирепо ругнул.

Но сам, поскользнувшися, рыло

В мое изверженье воткнул.

Казалось, и самые птицы

Бежали картины сея,

Лишь робко младые девицы

Глядели на кончик хуя.

А с розой шиповник шептался,

Зефиры порхали кругом.

И к небу, - виясь, поднимался

Лопушник, покрытый говном.

1850

ПОСЛАНИЕ КНЯГИНЕ БУТЕР

Мы, плебеи, пришли издалека

Поглядеть на владенья твои.

Нет в кармане у нас ни бойока,

Но здоровы и толсты хуи.

Покажи нам дворец твой блестящий,

Где так много чернил и статуй.

Мы ж за то тебе — вечно стоящий

Обнаружим ядреный наш хуй.

Ты стара и богата не в меру,

Мы же в бедности гнусной живем.

Наеблась ты Полье и Бутеру,

А теперь мы тебя заебем.

ПОДРАЖАНИЕ ДАНТУ

(писано в Парголове в бурный вечер)

Из всех людей, пристрастных к жепендясу,

Один лишь поп, подняв бесстыдно рясу,

Ебет при всех, за небольшую мзду.

Давно уж он в борделях не бывает,

И женский род открыто презирает,

И бранию рыгает на пизду.

Не знает он, что по законам русским

Того, кто тычет хуй по жопам узким,

Во всех церквах проклятью предают

И, повестив печатно всю Европу,

Спустив порты и оголивши жопу,

Треххвостником на площади дерут.

Когда ж во ад отыдет подлый грешник,

Пятьсот бесов, церковный взяв подсвечник,

В широкий зад преступника воткнут.

И, накалив металл его докрасна,

Беснуясь и ликуя велегласно,

Подсвечник тот там трижды повернут.

Смотреть на казнь смердящей сей особы

Все дрочуны придут и жопоебы.

И весь в огне предстанет Вельзевул.

И лопнет зад — и будут своды ада

Исполнены зловония и смрада,

И крикнет поп: миряне, караул!

АЛ. ДМ. Г.Щ.Н В ЭЛЕГИЧЕСКОМ РАСПОЛОЖЕНИИ ДУХА

Элегия

Однажды наш любезнейший Сатир

Вошел в бордель с Кирилиным Андреем

И, портеру хватив, вещал: «Наш мир

Стареется, и сами мы стареем!

Друзья, друзья! полезли вы в чины

(Хоть чин высокий нездоров для хуя!),

И прежние лихие блядуны

Трудятся для наград и почечуя!

Увы! увы! согнувшися, сидит

За картами Каменский наш плешивый.

Мантилии он больше не винтит.

Он стал Штабе-Рат и дилетант спесивый!

Заходится лишь ухо у него тогда,

Как де Лагранж отдернет трель синицей,

В бездействии висит его елда,

Зато болит всечасно поясница!

Где Лонгинов, сей сердцу милый хлыщ,

Достойный бард бордельного лакея?

Умчался он от клуба и блядищ

В Москву, отчизну водки и елея!

А Пейкер? Уж его не обвинит

Наш Федька-дрянь[16] в деяньях непристойных!