Я не ангел - [14]

Я на какое-то время выпала из окружающей реальности, ничего не слышала и не видела. Три больших глотка коньяка дали о себе знать — в голове закружилось, зашумело, руки и ноги сделались горячими и ватными. Сейчас бы прилечь, закрыть глаза… а когда я проснусь, окажется, что ничего не случилось, и Сергей жив, и в суд я сама еду… Если бы…

— Варвара Валерьевна, я мужу вашему позвонила, он уже едет, — вплыл откуда-то голос Ниночки, — сейчас домой вас заберет, поспите…

Я открыла глаза и не сразу поняла, где нахожусь, — оказывается, на самом деле уснула, чем испугала секретаршу.

— Вы вся бледная сделались, а руки ледяные просто, — рассказывала она, присев на край диванчика. Надо же, а я не почувствовала прикосновений. — Я с вас сапоги сняла, уложила, а вы даже не проснулись.

Я перевела взгляд на ноги — они были укрыты шубой, а сапоги действительно лежали на полу возле ножки дивана. Ничего себе, как на меня подействовало это происшествие… Совсем нервы ни к черту, так не годится. Еще и Светик приедет… и театр вечером…

Муж ворвался в офис в расстегнутой дубленке, взмыленный и напуганный одновременно:

— Варенька! Что случилось, что тут за ужасы?

Я уже окончательно пришла в себя, хотя по-прежнему полулежала на диване, укрытая шубой. Нина что-то печатала, изредка бросая в мою сторону осторожные внимательные взгляды — видимо, боялась, что работодательница ненароком отдаст концы. Но мне на самом деле стало немного лучше, только в ушах по-прежнему шумело от коньяка. Я крайне редко пила крепкие напитки, и сегодня случай был исключительный.

Светик сел рядом со мной, взял за руки и с тревогой заглянул в глаза:

— Варенька, с тобой все в порядке? Как ты себя чувствуешь?

— Лучше, чем Сергей, если ты об этом. — Муж раздражал меня своими вопросами, и, хотя я понимала, что он не виноват, справиться с собой не могла. — Что ты дурацкие вопросы задаешь? — И осеклась, вспомнив о замершей у компьютера секретарше. — Поедем домой, там все расскажу.

Светик засуетился, помог мне обуться, подал шубу. Я видела, что от него не укрылось отсутствие пуговиц на блузке под расстегнутым пиджаком, но знала, что он никогда не опустится до расспросов и подозрений — просто потому, что побоится услышать правду. Он никогда не хотел ее знать, хотя, подозреваю, всегда чувствовал, что я изменяю ему. Но он предпочитал много лет закрывать на это глаза, чтобы не потерять меня насовсем, окончательно. Мой муж вел себя со мной как с блудливой уличной кошкой, хотя никогда вслух не признавался: он меня любил, жалел, грел и кормил, а еще радовался, когда домой приползала. Могла бы этого не делать, и Светик знал об этом не хуже меня.

Уже в машине, устроившись на заднем сиденье, я с сожалением спросила:

— А как же билеты, Светик? Ведь балет сегодня… Кстати, а ты почему вернулся? Что с контрактом?

— О чем ты говоришь, Варя, какой балет? На тебе лица нет, такое потрясение. — Проигнорировав второй вопрос, Светик сосредоточенно смотрел на дорогу, прикидывая, сумеем ли мы как-то переулками объехать жуткую пробку.

— Но ты…

— Давай не будем об этом, ладно? — с хорошо различимой мукой в голосе проговорил муж, и я умолкла. Значит, точно заметил блузку. Но мне все равно. Если я его не устраиваю, он всегда может встать и уйти. И я замолчала.

Дома я еще выпила и улеглась в спальне, прихватив в постель ноутбук. Позвонил Димочка, сказал, что в суде все в порядке, все идет именно так, как мы и рассчитывали ранее, и клиент даже не возмутился, что я отсутствовала.

— Я ему не стал подробности рассказывать, сказал просто, что форс-мажор у вас.

— Спасибо, Дима. Когда следующее слушание?

— Через три недели.

— Ну хорошо, там будет видно, я поеду или ты. Какие еще новости?

— Больше ничего вроде. Вы бы отдохнули, Варвара Валерьевна, хоть пару дней, — нерешительно предложил он, прекрасно зная, что у меня нет понятия «отдых», если есть неоконченные дела.

Но сегодня я решила прислушаться к совету помощника: слишком уж тяжелым выдался день. К счастью, впереди суббота и воскресенье, и планов вроде бы нет.

— Я завтра дома побуду, не поеду в офис. Если что-то срочное, ты позвони, я телефон не выключаю.

— Постараюсь не беспокоить.

Мы попрощались, я сунула телефон под подушку и углубилась в изучение очередного дела. Но из головы никак не шли события сегодняшнего дня. Больше всего меня беспокоило появление Мельникова. Оно было странным, ничем не объяснимым, а я не люблю такие вещи. Каждый шаг, каждый поступок должен быть мотивирован. А если мотива нет… Ну не бывает так! За каждым действием непременно стоит что-то. И за появлением Кирилла определенно что-то есть. Понять бы только, что именно.

Я так и задремала с ноутбуком на коленях и с очками на носу, даже не слышала, как пришел Светик, аккуратно забрал компьютер, положил на тумбочку очки и укрыл меня одеялом. Я так крепко уснула, как не спала, кажется, много недель до этого.

Среди ночи я вдруг открыла глаза, потому что увидела кошмар. Я бежала по темному пустому городу, где не горели ни один фонарь, ни одно окно в серых, совершенно одинаковых домах. Я бежала и глохла от стука собственных каблуков, а за мной бежал кто-то огромный, невидимый, я только слышала его тяжелое дыхание за спиной. Даже не шаги — дыхание. И было так страшно обернуться и посмотреть, хотя казалось: если повернусь, то он перестанет преследовать меня, испарится, исчезнет. Но ужас настолько сковал все тело, что даже обернуться было невозможно. И почему-то это тяжелое дыхание казалось мне знакомым, и от этого делалось еще страшнее. Я открыла глаза в тот момент, когда во сне наступила в канавку и упала, обхватив руками голову и замирая в ожидании, что сейчас преследователь накинется на меня. Сев на кровати, я долго не могла прийти в себя, тяжело дышала и озиралась по сторонам. Поняв наконец, что я дома, в собственной постели, и мне ничего не угрожает, я щелкнула выключателем бра и удивилась, обнаружив, что Светика рядом нет. Обычно он в это время спал, разметавшись по подушке, и то и дело дирижировал или быстро-быстро что-то говорил, чередуя французские и латинские термины. Но сегодня я лежала в постели одна, и это было странно — покидать спальню и ночевать в кабинете всегда было моей прерогативой.