Я на Марсе - [17]

— Остальные этажи мы проедем транзитом, — сказала она.

Праздничная толпа осталась далеко под нами. Слышался только легкий свистящий звук подъемного устройства.

— А поломок не бывает? — полюбопытствовал Крум.

Хлея не сразу поняла вопрос, поскольку слово «поломка» было выброшено из языка марсиан еще Шестьсот лет назад. С тех пор ни у одной машины ничего не ломалось.

— Это мне нравится, — успокоился Крум.

— Что-нибудь еще вас интересует? — спросила Хлея.

— Да, — ответил я. — Поздно вечером, перед тем как мы легли спать, твой папа сказал нам: «Надеюсь, ночь пройдет без неприятностей». Что это значило?

— Очень просто: он пожелал вам спокойной ночи.

Но я не из тех юных слюнтяев, которых может провести девчонка, и продолжал допытываться:

— Твой отец что-то от нас хочет скрыть. И ты скрываешь. Есть такая опасность, которой мы еще не знаем.

— Ну вот еще! — упрямо сказала Хлея.

Крум принял ее сторону:

— Саша, не настаивай! Когда к вам приходят гости, разве твоя мама выкладывает все домашние неприятности?

Только я собрался ответить, что гости для этого самые подходящие слушатели, как лифт остановился. Мы добрались до 1256-го этажа.

— Выходим, — сказала Хлея.

Немного прошли по коридору — и нашим глазам открылось невиданное зрелище: огромный колпак из прозрачного бесцветного материала покрывал такой же огромный зал. Четыре телескопа, длинные, как самые высокие фабричные трубы, пронизывали колпак в четырех разных направлениях. У стола посредине зала сидел спиной к нам какой-то мужчина. Желтовато-коричневые пышные волосы спадали ему на плечи, как львиная грива.

— Дядя Владимир! — крикнул я.

Мужчина обернулся. Никакой это был не дядя Владимир, а марсианин, лицом похожий на всех остальных.

— Здравствуйте! — сказал он, вставая. — Меня уведомили о вашем приятном визите. Рад, что пришли в мою скромную обсерваторию. Я дядя Хлеи, зовут меня Хаф. Дядя Хаф — коротко и ясно.

Он сердечно пожал нам руки, пригласил к столу и достал портсигар.

— Земного производства! — сказал человек с львиной гривой. — Закуривайте, прошу…

Я наклонился к портсигару, несколько раз моргнул и ответил с некоторым стеснением:

— Спасибо. Это не мой сорт.

Крум был откровеннее:

— Мама не разрешает мне курить. Говорит, что табак — это яд. Если бы она увидела меня с папиросой во рту, мне бы не поздоровилось.

— Верно, табак вреден, — сразу согласился дядя Хаф. — Здесь никто не может к нему привыкнуть. Кажется, мой опыт стал для марсиан хорошим уроком. Все кашляли, задыхались и потом долго тянули кислород, чтобы прийти в себя. А меня приучили курить на вашей Земле два года назад. Там я видел много газет, в которых были напечатаны статьи против курения, а рядом с этими статьями скромно примостились рекламы: «Покупайте самые новые ароматичные сигареты «Европа»! Набивайте свои трубки табаком «Миссисипи»! Получите полное удовольствие!» — Марсианин усмехнулся: — Не смог я понять эти ваши фокусы… Все же и я скоро откажусь от табака, потому что запасы мои кончаются, а здесь нет ни производства, ни импорта этого удовольствия.

Хлея подала ему вазу, чтобы он стряхивал пепел в нее, а не на изящную скатерть на столе. Потом сказала:

— Наши гости интересуются очень многим, но стесняются задавать вопросы. Расскажи им, дядя Хаф, прежде всего немного о себе.

Дядя Хаф сбросил свои желтовато-коричневые кудри, почесал голое блестящее темя и вновь покрыл его волосами.

— Парик, — сказал он. — Подарил мне его один артист в Вене. У него таких с десяток. Мне он не нужен, потому что обезображивает голову и жарко в нем, но ведь память — вот и ношу.

Заметив, что мы смотрим на него с любопытством, дядя Хаф похлопал нас по спинам и сказал:

— Начну с самого начала. Так вы меня лучше поймете. Ваша Земля нам, марсианам, знакома издавна. Еще четыре века назад наши ученые начали запускать отсюда небольшие ракеты, которые оборачивались несколько раз вокруг Земли и возвращались обратно на Марс. Из полученных снимков Земли все марсиане узнали и поняли, как у вас красиво, но никто не решался туда лететь, хотя уже были космические корабли с огромной скоростью и гораздо большими удобствами, чем ваш «Искор-1».

— Почему же никто не решался? — спросил я.

Дядя Хаф затянулся папиросой и сказал с укором:

— Потому что больно часто воюете! За это время в пятидесяти различных местах велись бои; мы же — народ миролюбивый, нелюбим, чтобы нам снимали головы. Пятьсот лет назад на нашей планете, происходила атомная война, и с тех пор мы поумнели. Не воюем даже стрелами! — Он задумался секунд на десять, отмахнулся рукой от какого-то скверного воспоминания и продолжал: — И вот нашелся два года назад смелый марсианин, решивший слетать на Землю. Знаю его очень хорошо, потому что это был я. Как следует подготовился к путешествию. Первым делом изобрел вот этот прибор, который вы носите, и назвал его «флех», что означает «понимание». Благодаря ему, как вы, впрочем, уже убедились, марсианин может общаться с людьми, не зная языка. Сделал несколько масок земных жителей. Эти маски налепливаются на лицо и изменяют его так, что вы уже и сами себя не узнаете. Вот тогда и тронулся в путь.