«Я, может быть, очень был бы рад умереть» - [45]

На самом деле я ничего не сказал и не собирался. Чёрт возьми, когда я начинаю нести, это ад. Я бы что-нибудь выпил в этой жаре, я сразу заметил, что в этом кабинете как в парилке.

Но концерт начался, теперь будем играть, пока не научимся.

– И я скажу Вам больше, Ваша Светлость, так как Вы начали говорить о Достоевском, Вы знаете сюжет «Преступления и наказания»? Может быть, да, а может быть, нет!

Один подающий надежды студент по имени Раскольников убивает человека, потому что хочет доказать, что есть превосходящие люди, которые могут убивать без наказания, более того, которые имеют моральное право на это, например, убить старуху-процентщицу ни за что, и однажды он убивает её топором. Раскольников, который приехал из провинции в Санкт-Петербург, страдающий миазмами в августе, живёт в нищете, но крадёт какую-то мелочь из кошелька старухи, только чтобы скрыть истинные мотивы убийства. Но всё идёт не так, потому что потом, после того, как арестовали другого парня, напыщенного идиота, который фактически сознаётся в преступлении, оказывается, что у студента есть совесть, и он заболевает, потому что перестаёт есть и у него случается нервный срыв.

И пока его лихорадит, в кругу семьи и друзей, отчаянно пытающихся спасти его, заставляя похлебать хотя бы суп в его каморке на чердаке, он кричит, чтобы они оставили его в покое, что это не их дело.

– Я, может быть, очень был бы рад умереть? – спрашивает студент очень естественно, а какой прекрасный вопрос, на который никто не знает ответа!

Но правда (я говорю Епископу) в том, что студент в итоге признаётся, когда уже не находится под подозрением у полиции, и его отправляют в ссылку в Сибирь, тогда как, а сейчас я говорю о нашей Португалии, ужасные преступления совершались нами во имя Веры и Империи, преступления, в которых никогда не было виноватых, ещё меньше виновных, и, простите меня, Ваша Светлость, но Вы прекрасно знаете, о чём я говорю!

– Понятно, – сказал он.

– Тогда, помимо понимания, я соглашусь с Вами, Вы должны были всё записывать, из-за безопасности, потому что мне кажется, и простите меня ещё раз, что у Вашей Светлости вошло в привычку обвинять журналистов за то, что Вы сами говорите, а затем утверждать, что Вас неправильно истолковали!.. Но посмотрите, много чего есть по этому случаю, зацените как-нибудь хвалёный Интернет!

Епископ молчит. Я никогда так не нервничал.

– Четыреста убитых, четыреста за один день, так было в Вилиаму, так?

Да. Я сказал это. И я говорю о четырёхстах в Вилиаму, и о других массовых убийствах, происходивших на право и налево в его мозамбикской епархии, дети, хладнокровно убитые португальскими военными, головой о дерево, как те кошки; насаженные на штыки G3, засунутая в рот четырёхлетней девочке, как бутылочка молока и бум! а Ваша Светлость, по сути, просто отошёл в сторону! Вы всегда больше беспокоились о мальчиках-младенцах, которых царь Ирод приказал солдатам убить две тысячи лет назад, чтобы попытаться уничтожить при рождении Мессию, царя Иудеев, и о бегстве Иосифа и Марии в Египет, чем о младенцах своих прихожан, убитых португальскими солдатами, сейчас!!!

В такие моменты нет слов, я продолжаю, чтобы описать молчание этого «пастыря», который в один прекрасный день, после окончания колониальной войны, благодушно вернулся в эту континентальную задницу, почти в Испанию и… и ничего! В течение многих лет мы слушали его проповеди в блеву, в блеву, извините ещё раз, в проклятом блеву, и о порно фильмах, и о телесериалах, и о пародии на истинную любовь, которую можно увидеть в парках, и прочая болтовня!

И я говорю ему, что, когда он жалуется на отсутствие священнических призваний в Алентежу, на отсутствие истинной религиозности у этого народа, так ему и надо, также потому что он, глубоко внутри, всякий раз, когда когда когда… когда говорил с местными жителями, испытывал этот старый тик, который привёз из Африки! То есть, Епископ обращается к алентежцам, как будто отдаёт приказы чёрным, некоторые заметили это с самого начала, и я не хочу сказать это точно, я ничего не имею против чёрных, но у меня кружится голова, так кружится, я падаю, чёрт, что, что, что, я никогда не чувствовал себя так…

…такое ощущение, что… в канун последнего Нового года… прямо перед тем, как я наблевал на лестнице в клубе… сейчас пройдёт…

Внезапно Анаклету открывает дверь. Преподобный Анаклету, как неприлично подслушивать за закрытыми дверями?

– Хотите, чтобы я вызвал полицию, Ваша Светлость?

– Нет, Анаклету. Спасибо.

– Должно быть низкое давление… или упал сахар, почему это должно было случиться со мной именно сейчас, – стону я на стуле.

– Принесите нам воды и сахара, пожалуйста. Да, Анаклету, принесите ещё кусочек флана, – говорит Епископ.

Анаклету быстро спускается по лестнице. Повернувшись ко мне, Епископ берёт меня за запястье.

– Как раз сегодня мне прислали один и у меня есть ещё три в морозильнике, не знаю, что с ними делать. Я могу дать Вам целый, если хотите.

Даже Епископ замешан в незаконном обороте фланов, от которых он уже потерял рассудок. Он считает мой пульс и одновременно говорит, я в шоке.