«Я, может быть, очень был бы рад умереть» - [42]

Семинарист отчитал сухую литанию, длинную, как национальная автострада, со скоростью 200 км в час. Он даже дробил фразы по середине, чтобы перевести дух, выполняя апноэ при погружении в теологическое море. В конце концов он закончил тем же тоном, что и начинал, спокойным и пафосным.

В итоге: он вынул Веру из своеобразного схоластического конспекта, и ещё живую, раздавил как скорпиона, прямо у нас на глазах. В последовавшей тишине было слышно, как сухо сглотнул Епископ, в зале на первом этаже Епархиального дома и даже в Тридентском соборе.

– Не нужно быть таким… быть настолько привязанным к определению, которое, конечно, правильное, но … аааа… Вера – это нечто очень глубокое и таинственное, которое должно ощущать внутри каждому как божественную благодать…

В тот вечер Епископ понял, что потерял ещё одного священнослужителя, ещё одно призвание, которое не достигло гавани. Семинарист обернулся напрасными расходами, не давшими всходов в этой бедной религиозными ресурсами земле.

Через два дня я был помазан в Соборе, палец Епископа погрузился в чашку со святым маслом и начертил жирный крест у меня на лбу, слизняк, скользящий между глазами. Сейчас, во время святого причастия, открой свой рот и закрой глаза, никогда не жуй священную просфору, это тело Христово, Штырь, пусть оно растает как кусочек сахара на языке, постой так подольше, с этим благочестивым видом, с опущенными веками, и ты почувствуешь, как что-то прекрасное проникает в твоё сердце, ты одел красивую рубашку на церемонию, посмотри на фотографа… вспышка! готово, теперь отойди немного назад и встань на колени, аминь. Это и есть – таинство Веры.

Епископ вздыхает в кабинете своего Дворца. Он осеняет меня крестом, говорит во имя отца, сына и святого духа, аминь, давайте уже покончим с этим:

– Очень хорошо, в чём ты хотел исповедаться?

– Ваша Светлость, я согрешил и… на самом деле я продолжаю грешить прямо сейчас.

– Что ты совершил?

– Совершил, совершил, ничего, я хочу сказать… иногда я совершаю, кончено… Но я пришёл, потому что не могу простить одного человека. Ни этого человека, ни, простите, Ваша Светлость… Бога.

– Бога?…

– Я не хочу показаться неуважительным, но мне нужна Ваша помощь. Может ли Бог провалиться?

– Понимаю. А почему Бог должен «провалиться», сын мой?

Вот теперь я по-настоящему нервничаю. Эта беседа, концентрирующая все остальные, высасывает мою энергию.

– Я думаю, что этот человек сделал что-то действительно ужасное. Этот человек стал свидетелем отвратительного преступления и позволил преступникам скрыться. Я пытался, но не могу простить его. Простите, я немного путаюсь…

– Ты обременён печалью, сын мой, – говорит он с внимательной тенью в глазах. Я слушаю. Только Господь слышит нас.

Он – среди нас. Как хорошо, кабинет Епископа. Мне уютно в своей куртке.

Возможно, я буду использовать ту же уловку, что и те, кто начинает с того, что поздравляет нас с чем-нибудь, говоря, что мы должны быть очень довольны тем, что мы сделали, отличная работа, хорошо сделано, и только когда мы начинаем благодарить их, уже поздно, мы понимаем, что всё как раз наоборот.

Епископ смотрит на меня, ожидая откровений. Но теперь я кусаю губы и ничего не говорю. Вместо нетерпения, он улыбается и вздыхает в каком-то новом спокойствии. Мне говорили, но тогда я не верил, что Епископ может быть замечательным человеком, полным любви и юмора, в кругу друзей.

Он встаёт, открывает Библию двумя пальцами и внимательно смотрит внутрь. Возможно, также, что моё появление для него – это своего рода знак свыше, испытание, чтобы проверить его способности пастыря, столько раз подвергающиеся риску внутренним распорядком Дворца, на каждый день года есть бюджет и другие дела, обязательные к исполнению, по воскресеньям и праздникам тоже.

Я сомневаюсь, что много верующих появляется здесь с аналогичными вопросами, значительно меньше демонстрируют такой же молодой и современный взгляд, без ложной скромности.

– Всё наше время в мире, – говорит он, – мы проводим, читая вскользь страницу Библии.

Одним умным ударом Епископ как бы переворачивает всю исповедь.

Затем он говорит мне, что ему самому, скромному пастуху Церкви, иногда бывает непросто простить ближнего, но что прощение – это дар, который Христос даровал нам, необходимость возлюбить даже нашего злейшего врага, подставить другую щёку, если кто-то ударил нас, не семь раз, но семьдесят раз по семь. Но это очень хрупкий дар, и мы должны взращивать его как цветок в горшке, поливать и ухаживать за ним каждый день. Это даже Епископу не всегда удаётся, – повторяет он.

– В наши дни, всё, что длится долго, воспринимается как утомительное и надоедливое. Даже СМИ жаждут новых образов, события для них второстепенны.

Одна из его излюбленных тем. Но на этом он не останавливается.

– Я вижу в тебе, сын мой, много сомнений. Мятущаяся душа… в больном теле? Но также сила и стойкость.

– Вы так думаете?…

– Позволь мне привести пример. Иногда молодёжь критикует, недооценивает, высмеивает целибат. Выбор Царства Божия, заключённый в безбрачии, требует постоянного стремления к верности, а также верного взращивания устремлений… аскетизм… сбалансированное поведение. Но никогда не поздно войти в это Царство.