Над осуществлением этого плана Тойве работал долго и упорно, дипломатично и деликатно, и хоть и считался ботаном, но ботаном вменяемым, уважаемым, незаменимым. Ботаном, которому надо платить деньги. И позволял редкостному придурку лапать девушку, которая ему самому нравится. Потому что с редкостным, но богатым придурком, ботану необходимо поддерживать хорошие, лживо-дружеские отношения. Потому все свои романтические представления о Нате Тойве зарыл глубоко в подсознании, позволяя фантазии овладевать им лишь дома, в полном одиночестве. Эти фантазии что-то переворачивали внутри него, оставляя после себя ощущение яростного стыда. За то, какой в этих фантазиях были Ната и он, и за то, кем Тойве являлся на самом деле.
— Ты сегодня какой-то странный, — сказал Радован. — Более странный, чем обычно. Не отошёл после вчерашнего?
— Наверное.
— Но принёс?
«Какая забота», — подумал Тойве, передавая «работодателю» реферат и переписанные лекции.
— Салют! — к ним подошла Ната, и Радован тут же полез её целовать, далеко не целомудренно, и не слишком она сопротивлялась, хотя пробормотала что-то вроде «здесь же люди!».
Тойве передёргивало, но лицо его, как всегда, осталось бесстрастным. И почему хорошие девушки влюбляются не в тех парней?
— Где ты видела здесь людей?
Это Радован так шутит. За что и получил от Наты оплеуху, лёгкую и невесомую. Лживо-ненастоящую. Это она для порядка его осадила, потому что сыну политика неприлично подобное говорить. Она заботилась о его репутации. Они с Радованом даже одеты были почти одинаково. Вот дерьмо.
— Тойве, это на тебе «ДиЖю»? — спросила она, переводя тему. — Так дорого!
А что? Хочешь много получить, надо сначала себя выгодно продать. Тойве был очень стильным ботаном, в брендовой одежде и хорошей обуви. Он был дорого выглядящим ботаном, чёрт возьми. Потому что все утверждения, что главное — внутреннее содержание, а внешность не важна — это самая большая ложь. По одежде встречают, по одежде провожают. Если к хорошей одежде прилагается ещё и приятная внешность, хорошая фигура, манеры и речь, ну и мозги, — то в их обществе ты будешь на высоте. Или хотя бы на плаву. Внешность — это необходимый ресурс для удачной карьеры, для удачной женитьбы, для удачного бизнеса. И Тойве в этот ресурс очень много вкладывал. Он был сочувствующим метросексуалом, мать их. Он хорошо выглядел, он дорого одевался, у него были отполированы ногти, у него была стильная причёска, и отбеленные ровные зубы, и красивая улыбка. Его женщины, однако, утверждали, что Тойве — сухарь и зануда. Занудный метросексуал, мать их. Да, обаянию и харизме ещё предстоит научиться. Время есть. Пока что он работал на отцовскую гордость — хорошие оценки, никаких алкоголя-сигарет — упаси Боже — наркотиков и разнузданных вечеринок. Отцовская гордость. Твоя жена с каким-то Иакимом сейчас, отец.
* * *
— Что ты здесь делаешь? — спросила Хана.
Её, в отличие от любовника, словно и не волновало ружьё, она села на стол, представляя себя более выгодно, более соблазнительно. Будто ещё чего-то хотела от супруга.
— Что я здесь делаю? Это я должен спрашивать, хотя… — Маркус махнул ружьём на кровать и отвратные ранункулюсы. — Спрашивать тут не о чем. У сына вашего поинтересуйся, что я здесь делаю. И особенно поинтересуйся, откуда он знает.
— У нашего сына, — прошипела Хана. — У нашего!
— У нашего? Нет, родная, у вашего. Если ты, конечно, не спала с кем-то помимо этой гусеницы! Или… ты спала?
Хана запустила в Маркуса бокалом, от которого тот, впрочем, успел увернуться. Женщина яростно, в исступлении высказывала мужу, куда ему следует пойти, и где она его видела. Признаться, несмотря на возраст и то обстоятельство, что лучшие её годы всё же прошли, обнажённой выглядела она очень и очень, так что Маркус, да и Иаким, залюбовались. И потому до Иакима не сразу дошло, и лишь затем он прервал её выкрики своим тихим вопросом: «У нас есть сын?»
Ситуация всё же была крайне анекдотична и в таких случаях, наверное, принято говорить: «повисла неловкая пауза». Глядя на одутловатое, бледное лицо Иакима, рогоносец расхохотался, не опуская, правда, оружия. В результате он неловко нажал на курок, и раздавшийся выстрел стал большой неожиданностью для всех. Пустая бутылка разлетелась вдребезги.
— Ты дебил? — закричала Хана.
— Люблю тебя, родная, — Маркус сел за стол, прислонив к нему ружьё.
Иаким смотрел на него с опаской и всё норовил спрятать голову в кокон из одеяла. Того и гляди, у него отрастут глаза на рожках, и он превратится в улитку. Слизняк.
Какое-то время они сидели молча, представляя собой, наверное, весьма абсурдное зрелище. Маркус силился вновь раздуть в себе пламя ярости, но вид обнажённой женщины этому почему-то не способствовал. Он выразительно и оценивающе её разглядывал.
— Ненавижу, — прошипела она.
— Зачем тогда вышла замуж?
— Ненавижу!
— Тебя застрелить?
— Давай, стреляй!
Иаким откашлялся.
— Эгхм, господа, — сказал он. — Ну что вы, право. Давайте будем вести себя цивилизованно.
— Смотрите-ка, говорящая гусеница! — Маркус ткнул пальцем в его сторону. — Можно сдать его зоологам за приличные деньги!
