Я, мой брат Лёха и мотоцикл - [3]
Тогда мама подумала-подумала, но затылок чесать не стала, потому что у нее длинные волосы, и сказала:
— Если просто кататься — нет смысла. Вон мальчишки гоняют на мотоциклах по дачному посёлку — от них только шум, дым и никакого толку, — сказала мама. — А в городе не погоняешь: сразу под машину попадёшь. Если уж заниматься, то серьёзно. Тогда я «за» руками и ногами, — и мама показала, как она «за» руками, а ногами показывать не стала. — Но в таком случае ты берёшь это дело на себя и записываешь их в секцию. Если туда записывают таких маленьких.
— Раньше, если мне не изменяет память, записывали, — сказал папа и почесал в затылке, чтобы лучше вспомнилось. — А с какого возраста, не знаю. Но тогда был ДОСААФ и были секции.
— Ты бы ещё вспомнил, как было сто лет назад при царе Горохе, — рассердилась мама. — Тогда не только ДОСААФ был, но и кое-что ещё.
— Про сто лет назад я не помню, — сказал папа. — Может, кое-что ещё было, кроме царя Гороха, но меня тогда не было. А когда я был, секции тоже были.
— Вот и узнай, — сказала мама. — И сколько это будет стоить.
— Узнаю, — сказал папа. — У меня есть телефон приятеля, с которым мы в институте гоняли на мотоциклах. Он и сейчас имеет какое-то отношение к этому спорту.
А я очень удивился, что мама всё знает про коня, хотя когда-то ездила на лошади, а папа когда-то гонял на мотоцикле, хотя и не помнит, когда. И тогда я спросил папу удивительным голосом:
— На вот этом вот, на жёлтом? — спросил я папу.
— Нет, — сказал папа. — На другом.
— Па, а я тогда какой был, когда ты гонял?
— Тебя тогда совсем не было, — сказал папа сердито.
— А мама?
— И мамы не было.
— А бабушка?
— И бабушки не было тоже. Никого не было. Я один был.
И мне так стало жалко своего папу, что я чуть не заплакал и поэтому забыл спросить маму про лошадь и коня.
Но больше всего мне помешал спрашивать Лёха, о котором все позабыли. Он сперва размазывал кашу по своему лицу, а потом помазал ложкой и мою щёку. Пока я вытирал щёку, плакать совсем расхотелось. И я спросил маму:
— Мам, — спросил я. — А ты только на лошади ездила? А на коне не ездила?
— Ездила и на лошади и на коне, — сказала мама. — Потому что это одно и тоже. А мотоцикл — совсем другое.
Глава 4
Там будет видно
Прошло несколько дней, и я позабыл о разговоре папы с мамой и со мной, потому что Лёха, как я уже говорил, был в это время занят манной кашей.
Все эти дни рыжий мотоцикл стоял в сарае, ожидая, когда его заведут и он поедет. А завести его мог только папа.
Признаться, меня совсем не тянуло к этой рыжей железяке. Я катался на своем велике по нашим узким дачным улочкам наперегонки с другими мальчишками. И Лёха тоже катался на своём велике. Нам и так было хорошо и весело. И Лёха мне не мешал. Тем более что он больше всего любил возиться в песочнице с другой малышней, нагружал песком машинки, дудел, рычал и отнимал у всех всё, что ему нравилось. А если не удавалось отнять, то громко плакал и кидался песком. Он уже тогда становился врединой, и если бы я знал, что из него выйдет через несколько лет, то упросил бы маму не привозить его домой из того дома, где получаются маленькие дети. Или чтобы привезли маленькую девочку.
Но о том, что Лёха будет таким врединой, даже мама с папой не знали ничего. А то бы они, конечно, его не привезли.
И вот однажды я заглянул в сарай и не увидел там рыжего мотоцикла. Был и не стало. Лопаты продолжали стоять в тёмном углу, вёдра и лейки, ящики и другие всякие ненужные штуки стояли и лежали на полках, даже сенокосилка продолжала висеть на стене, а «рыжика» не было. Совсем не было. И даже за мешками.
— Мам! — закричал я и кинулся со всех ног к маме. — Мам, наш мотоцикл украли! А сенокосилку не украли!
— И мотоцикл тоже не украли, — сказала мама. — Его папа увёз к себе на работу, чтобы сделать из него маленький мотоцикл для детей. Только я не знаю, что у него получится. Может, ничего не получится.
— Лучше бы совсем ничего не получилось, — сказал я. — А то вдруг как получится, тогда папа заставит нас на нём ездить. А мне совсем не хочется.
— Там будет видно, — сказала мама, но не сказала, где это там.
Прошла одна суббота, за ней другая, а видно так ничего и не становилось. Но вот наступила ещё суббота, и наступило то самое «там», о котором говорила мама, когда становится видно, потому что приехал папа и выгрузил из багажника маленький такой мотоциклик — как раз для нас с Лёхой. И совсем не похожий на тот, старый. У него и бак для бензина маленький, и покрашен он красной краской, только труба сзади торчала всё так же высоко, как на старом мотоцикле, очень похожая на трубу из бабушкиного самовара.
— Теперь будем учиться ездить, — сказал папа, когда мы сели ужинать. — А ещё я был в мотоклубе, где работает мой приятель. Там маленькие мальчишки ездят на мотоциклах. А сколько кому лет, это никого не интересует.
— А меня интересует, — сказал я. — Потому что я маленький.
— И совсем ты не маленький, — сказал папа. — Тебе уже пять лет.
— А Лёха? Ему ещё трех нету.
— Ничего, будет и три, и четыре, и пять, и шесть.
Я подумал-подумал, даже затылок себе немного почесал, чтобы легче было подумать, и сказал:
«Начальник контрразведки «Смерш» Виктор Семенович Абакумов стоял перед Сталиным, вытянувшись и прижав к бедрам широкие рабочие руки. Трудно было понять, какое впечатление произвел на Сталина его доклад о положении в Восточной Германии, где безраздельным хозяином является маршал Жуков. Но Сталин требует от Абакумова правды и только правды, и Абакумов старается соответствовать его требованию. Это тем более легко, что Абакумов к маршалу Жукову относится без всякого к нему почтения, блеск его орденов за военные заслуги не слепят глаза генералу.
«Александр Возницын отложил в сторону кисть и устало разогнул спину. За последние годы он несколько погрузнел, когда-то густые волосы превратились в легкие белые кудельки, обрамляющие обширную лысину. Пожалуй, только руки остались прежними: широкие ладони с длинными крепкими и очень чуткими пальцами торчали из потертых рукавов вельветовой куртки и жили как бы отдельной от их хозяина жизнью, да глаза светились той же проницательностью и детским удивлением. Мастерская, завещанная ему художником Новиковым, уцелевшая в годы войны, была перепланирована и уменьшена, отдав часть площади двум комнатам для детей.
«Настенные часы пробили двенадцать раз, когда Алексей Максимович Горький закончил очередной абзац в рукописи второй части своего романа «Жизнь Клима Самгина», — теперь-то он точно знал, что это будет не просто роман, а исторический роман-эпопея…».
«Все последние дни с границы шли сообщения, одно тревожнее другого, однако командующий Белорусским особым военным округом генерал армии Дмитрий Григорьевич Павлов, следуя инструкциям Генштаба и наркомата обороны, всячески препятствовал любой инициативе командиров армий, корпусов и дивизий, расквартированных вблизи границы, принимать какие бы то ни было меры, направленные к приведению войск в боевую готовность. И хотя сердце щемило, и умом он понимал, что все это не к добру, более всего Павлов боялся, что любое его отступление от приказов сверху может быть расценено как провокация и желание сорвать процесс мирных отношений с Германией.
В Сталинграде третий месяц не прекращались ожесточенные бои. Защитники города под сильным нажимом противника медленно пятились к Волге. К началу ноября они занимали лишь узкую береговую линию, местами едва превышающую двести метров. Да и та была разорвана на несколько изолированных друг от друга островков…
«Молодой человек высокого роста, с весьма привлекательным, но изнеженным и даже несколько порочным лицом, стоял у ограды Летнего сада и жадно курил тонкую папироску. На нем лоснилась кожаная куртка военного покроя, зеленые — цвета лопуха — английские бриджи обтягивали ягодицы, высокие офицерские сапоги, начищенные до блеска, и фуражка с черным артиллерийским околышем, надвинутая на глаза, — все это говорило о рискованном желании выделиться из общей серой массы и готовности постоять за себя…».
Тайны, исчезновения, ловушки, взаимовыручка и тому подобное помогают узнать, понять несчастного Яшу, рассудительную Марфу Посадницу, благополучного Антошку, «бесенят» Машку и Пашку, загадочного и все понимающего Хромого Коменданта и бабушку — любительницу и знатока детективных книг, и комсорга стройки, и вороватую Изольду, и мечтающую о хорошем быте мать Антона, и лжемаяка Лорина-старшего и т. д.Действие этой повести разворачивается в Сибири на строительстве металлургического завода-гиганта — Запсиба.
Он не любитель приключений и сторонится их, приключения любят его и ждут своего часа.
Познакомьтесь с Сюне! Кажется, он обыкновенный первоклассник, но сколько необыкновенных вещей происходит в его жизни! Первая контрольная и зачёт по плаванию, приступ загадочной болезни Добрый день — Добрый день, столкновение в школьной столовой с Бабой Ягой, слежка за Ускользающей Тенью, таинственным типом, который, похоже, превращается по ночам в оборотня… А ещё — только это секрет! — Сюне, кажется, влюблён в Софи, которая учится с ним в одном классе… Весёлую и добрую повесть популярнейших шведских писателей Сёрена Ульссона и Андерса Якобссона с удовольствием прочитают и мальчишки, и девчонки.
Едва вступивший в пору юности мальчик-детектив Билли Арго переносит тяжелейший нервный срыв, узнав, что его любимая сестра и партнер по раскрытию преступлений покончила с собой. После десяти лет в больнице для душевнобольных, уже тридцатилетним он возвращается в мир нормальных людей и обнаруживает, что он полон невообразимых странностей. Здания офисов исчезают безо всякой на то причины, животные предстают перед ним без голов, а городскими автобусами управляют жестокие злодеи, следуя своим неведомым гнусным планам.
Рассказы о маленькой Натке: "Пять минут", "Про голубой таз, терку и иголку с ниткой" и "Когда пора спать…".