Я, мой брат Лёха и мотоцикл - [3]

Шрифт
Интервал

Тогда мама подумала-подумала, но затылок чесать не стала, потому что у нее длинные волосы, и сказала:

— Если просто кататься — нет смысла. Вон мальчишки гоняют на мотоциклах по дачному посёлку — от них только шум, дым и никакого толку, — сказала мама. — А в городе не погоняешь: сразу под машину попадёшь. Если уж заниматься, то серьёзно. Тогда я «за» руками и ногами, — и мама показала, как она «за» руками, а ногами показывать не стала. — Но в таком случае ты берёшь это дело на себя и записываешь их в секцию. Если туда записывают таких маленьких.

— Раньше, если мне не изменяет память, записывали, — сказал папа и почесал в затылке, чтобы лучше вспомнилось. — А с какого возраста, не знаю. Но тогда был ДОСААФ и были секции.

— Ты бы ещё вспомнил, как было сто лет назад при царе Горохе, — рассердилась мама. — Тогда не только ДОСААФ был, но и кое-что ещё.

— Про сто лет назад я не помню, — сказал папа. — Может, кое-что ещё было, кроме царя Гороха, но меня тогда не было. А когда я был, секции тоже были.

— Вот и узнай, — сказала мама. — И сколько это будет стоить.

— Узнаю, — сказал папа. — У меня есть телефон приятеля, с которым мы в институте гоняли на мотоциклах. Он и сейчас имеет какое-то отношение к этому спорту.

А я очень удивился, что мама всё знает про коня, хотя когда-то ездила на лошади, а папа когда-то гонял на мотоцикле, хотя и не помнит, когда. И тогда я спросил папу удивительным голосом:

— На вот этом вот, на жёлтом? — спросил я папу.

— Нет, — сказал папа. — На другом.

— Па, а я тогда какой был, когда ты гонял?

— Тебя тогда совсем не было, — сказал папа сердито.

— А мама?

— И мамы не было.

— А бабушка?

— И бабушки не было тоже. Никого не было. Я один был.

И мне так стало жалко своего папу, что я чуть не заплакал и поэтому забыл спросить маму про лошадь и коня.

Но больше всего мне помешал спрашивать Лёха, о котором все позабыли. Он сперва размазывал кашу по своему лицу, а потом помазал ложкой и мою щёку. Пока я вытирал щёку, плакать совсем расхотелось. И я спросил маму:

— Мам, — спросил я. — А ты только на лошади ездила? А на коне не ездила?

— Ездила и на лошади и на коне, — сказала мама. — Потому что это одно и тоже. А мотоцикл — совсем другое.

Глава 4

Там будет видно

Прошло несколько дней, и я позабыл о разговоре папы с мамой и со мной, потому что Лёха, как я уже говорил, был в это время занят манной кашей.

Все эти дни рыжий мотоцикл стоял в сарае, ожидая, когда его заведут и он поедет. А завести его мог только папа.

Признаться, меня совсем не тянуло к этой рыжей железяке. Я катался на своем велике по нашим узким дачным улочкам наперегонки с другими мальчишками. И Лёха тоже катался на своём велике. Нам и так было хорошо и весело. И Лёха мне не мешал. Тем более что он больше всего любил возиться в песочнице с другой малышней, нагружал песком машинки, дудел, рычал и отнимал у всех всё, что ему нравилось. А если не удавалось отнять, то громко плакал и кидался песком. Он уже тогда становился врединой, и если бы я знал, что из него выйдет через несколько лет, то упросил бы маму не привозить его домой из того дома, где получаются маленькие дети. Или чтобы привезли маленькую девочку.

Но о том, что Лёха будет таким врединой, даже мама с папой не знали ничего. А то бы они, конечно, его не привезли.

И вот однажды я заглянул в сарай и не увидел там рыжего мотоцикла. Был и не стало. Лопаты продолжали стоять в тёмном углу, вёдра и лейки, ящики и другие всякие ненужные штуки стояли и лежали на полках, даже сенокосилка продолжала висеть на стене, а «рыжика» не было. Совсем не было. И даже за мешками.

— Мам! — закричал я и кинулся со всех ног к маме. — Мам, наш мотоцикл украли! А сенокосилку не украли!

— И мотоцикл тоже не украли, — сказала мама. — Его папа увёз к себе на работу, чтобы сделать из него маленький мотоцикл для детей. Только я не знаю, что у него получится. Может, ничего не получится.

— Лучше бы совсем ничего не получилось, — сказал я. — А то вдруг как получится, тогда папа заставит нас на нём ездить. А мне совсем не хочется.

— Там будет видно, — сказала мама, но не сказала, где это там.

Прошла одна суббота, за ней другая, а видно так ничего и не становилось. Но вот наступила ещё суббота, и наступило то самое «там», о котором говорила мама, когда становится видно, потому что приехал папа и выгрузил из багажника маленький такой мотоциклик — как раз для нас с Лёхой. И совсем не похожий на тот, старый. У него и бак для бензина маленький, и покрашен он красной краской, только труба сзади торчала всё так же высоко, как на старом мотоцикле, очень похожая на трубу из бабушкиного самовара.

— Теперь будем учиться ездить, — сказал папа, когда мы сели ужинать. — А ещё я был в мотоклубе, где работает мой приятель. Там маленькие мальчишки ездят на мотоциклах. А сколько кому лет, это никого не интересует.

— А меня интересует, — сказал я. — Потому что я маленький.

— И совсем ты не маленький, — сказал папа. — Тебе уже пять лет.

— А Лёха? Ему ещё трех нету.

— Ничего, будет и три, и четыре, и пять, и шесть.

Я подумал-подумал, даже затылок себе немного почесал, чтобы легче было подумать, и сказал:


Еще от автора Виктор Васильевич Мануйлов
Жернова. 1918–1953. После урагана

«Начальник контрразведки «Смерш» Виктор Семенович Абакумов стоял перед Сталиным, вытянувшись и прижав к бедрам широкие рабочие руки. Трудно было понять, какое впечатление произвел на Сталина его доклад о положении в Восточной Германии, где безраздельным хозяином является маршал Жуков. Но Сталин требует от Абакумова правды и только правды, и Абакумов старается соответствовать его требованию. Это тем более легко, что Абакумов к маршалу Жукову относится без всякого к нему почтения, блеск его орденов за военные заслуги не слепят глаза генералу.


Жернова. 1918–1953. Обреченность

«Александр Возницын отложил в сторону кисть и устало разогнул спину. За последние годы он несколько погрузнел, когда-то густые волосы превратились в легкие белые кудельки, обрамляющие обширную лысину. Пожалуй, только руки остались прежними: широкие ладони с длинными крепкими и очень чуткими пальцами торчали из потертых рукавов вельветовой куртки и жили как бы отдельной от их хозяина жизнью, да глаза светились той же проницательностью и детским удивлением. Мастерская, завещанная ему художником Новиковым, уцелевшая в годы войны, была перепланирована и уменьшена, отдав часть площади двум комнатам для детей.


Жернова. 1918–1953.  Москва – Берлин – Березники

«Настенные часы пробили двенадцать раз, когда Алексей Максимович Горький закончил очередной абзац в рукописи второй части своего романа «Жизнь Клима Самгина», — теперь-то он точно знал, что это будет не просто роман, а исторический роман-эпопея…».


Жернова. 1918–1953. Выстоять и победить

В Сталинграде третий месяц не прекращались ожесточенные бои. Защитники города под сильным нажимом противника медленно пятились к Волге. К началу ноября они занимали лишь узкую береговую линию, местами едва превышающую двести метров. Да и та была разорвана на несколько изолированных друг от друга островков…


Жернова. 1918-1953. Вторжение

«Все последние дни с границы шли сообщения, одно тревожнее другого, однако командующий Белорусским особым военным округом генерал армии Дмитрий Григорьевич Павлов, следуя инструкциям Генштаба и наркомата обороны, всячески препятствовал любой инициативе командиров армий, корпусов и дивизий, расквартированных вблизи границы, принимать какие бы то ни было меры, направленные к приведению войск в боевую готовность. И хотя сердце щемило, и умом он понимал, что все это не к добру, более всего Павлов боялся, что любое его отступление от приказов сверху может быть расценено как провокация и желание сорвать процесс мирных отношений с Германией.


Жернова. 1918–1953

«Молодой человек высокого роста, с весьма привлекательным, но изнеженным и даже несколько порочным лицом, стоял у ограды Летнего сада и жадно курил тонкую папироску. На нем лоснилась кожаная куртка военного покроя, зеленые — цвета лопуха — английские бриджи обтягивали ягодицы, высокие офицерские сапоги, начищенные до блеска, и фуражка с черным артиллерийским околышем, надвинутая на глаза, — все это говорило о рискованном желании выделиться из общей серой массы и готовности постоять за себя…».


Рекомендуем почитать
Юность моего друга

Повесть Ивана Баукова «Юность моего друга» — это как бы биография сельского юноши, который, попав на большую стройку, становится хозяином своей судьбы. Шаг за шагом автор раскрывает все новые и новые черты героя. В первых главах повести мы имеем дело с юношей, который думает только о себе, живет для себя. Но новая обстановка, рабочий коллектив сделали его другим человеком. Во время «штурма» Днепростроя он совершает подвиг. На заводе он тоже не может работать от гудка до гудка, бросать работу недоделанной, и эта хозяйская черта не остается незамеченной.



Любимые сказки и рассказы

В серию «Все лучшие сказки» вошли самые известные произведения из сокровищницы детской классики. Созданные великими писателями или народной фантазией, они переносят маленьких читателей в волшебный мир, где живут принцы и принцессы, гномы и великаны, феи и колдуньи, разговаривают звери, в мир, где всегда побеждает добро, а зло бывает наказано! Для чтения взрослыми детям.В книгу вошли замечательные произведения известных российских писателей, которые непременно надо прочитать детям. Они заставят их не только посмеяться, но и задуматься над смыслом этих рассказов и сказок. Художники: Панков И., Кузнецова Е. Содержание: В.Осеева.


Встречи в горах

Лакский писатель Абачара Гусейнаев хорошо знает повадки животных и занимательно рассказывает о них. Перед читателем открывается целый мир, многообразный, интересный. Имя ему - живая природа.


Рыжая актриса

Все семь рассказов Дмитрия Федорина, вошедшие в эту книгу рассказывают о братьях наших меньших. Любители собак найдут здесь интересные истории об уме и преданности этих животных. Продолжая традиции классиков, автор рассказывает о настоящей дружбе и необыкновенной привязанности между животными разных видов. В данном случае это трогательная дружба собаки и цыпленка, ставшего красавцем-петухом. Пара рассказов посвящены такому интересному животному, как енот. В одном из них енот стал любимцем целой воинской части и исправно помогал солдатам в их службе. Художник А.


Тысяча окон и один журавль

Повесть современной украинской писательницы об отце и сыне, о рабочей семье.