Я — математик. Дальнейшая жизнь вундеркинда - [128]

Вскоре после приезда советских ученых мы отправились в Хайдерабад, где всех иностранных делегатов разместили в Хилл Форте, довольно запущенном ветхом дворце, принадлежавшем ранее сыну низама[176]. Несколько огромных комнат дворца были превращены в спальни, и в одной из них я жил вместе с двумя известными английскими учеными довольно пожилого возраста. Сначала мы отнеслись друг к другу с недоверием, но потом прекрасно поладили.

Изоляция Хилл Форта больше всего напоминала окружающую обстановку, в которой происходит действие детективных романов Агаты Кристи. Здесь под одной крышей жили и за одним столом обедали и русская делегация и множество других ученых вроде меня. Каждые несколько часов приходили и уходили известные индийские ученые и члены кабинета министров, но за исключением этих посещений мы были совсем одни, и никто из нас не знал ни одного слова по-индийски. Мы уже по горло были сыты тем расколом, в результате которого оказались разделенными на две группы, общение между которыми было сведено к минимуму, и мы, жители Запада, решили, что займем места за столом через стул и тем самым вынудим русских сесть между нами.

Настал день, когда все участники конгресса, кроме русских, заранее заказанным самолетом улетели в Аурангабад и оттуда на автобусе поехали осматривать замечательные пещерные храмы и скульптуры Аджанты и Эллоры. Можно по-разному относиться к тому, что англичане сделали в Индии, но, во всяком случае, они сохранили неприкосновенными ее древние исторические памятники. Придя к власти, индийцы продолжили эту добрую традицию; они оберегают памятники старины и побуждают население изучать великое прошлое своей страны.

Мы провели в Аурангабаде две ночи и утром самолетом вернулись в Хайдерабад. Мы думали, что этим самолетом прилетят русские, которые тоже собирались посетить пещерные храмы. Оказалось, что при вылете в самолете произошло несколько поломок, и они не только отменили полет, но и близко не подходили к самолетам до самого конца пребывания в Индии. Их решение отменить поездку в Аджанту было весьма необдуманным, так как индийцы сбились с ног, чтобы найти в Аурангабаде жилье для русских.

Мы не раз поддразнивали русских, и я должен признать, что они частенько давали повод к таким поддразниваниям. Когда в Хайдерабаде проходила встреча друзей Китая, русские явно старались, чтобы их заметили, но я обнаружил, что ни один из них не знает по-китайски ни одного слова. Я несколько хвастливо показал свое знание китайского языка и посмеялся над тем, что русские не знают такого всемирно важного языка. Более того, я спросил их, почему бы им не нарушить свою шеренгу и не сойтись с китайцами поближе.

Я сделал это, зная, что рекомендация, данная представителем Запада, коим я являлся, вызовет у них решительно негативную оценку. Было совершенно ясно, что русская политика, состоящая в том, чтобы посылать делегатов en masse[177], оказалось несостоятельной. Многие делегаты из стран Запада часто общались с индийцами и действительно могли встречаться с ними у них дома.

В конце нашего пребывания в Хайдерабаде нескольких иностранных делегатов пригласили на ряд неофициальных встреч, в которых принимали участие члены хайдерабадского кабинета министров; на некоторых из них они даже были нашими хозяевами. Мы все искренне радовались тому, что в сотрудничестве мусульман и индусов не замечалось и тени религиозной вражды. Нам доставляло огромное удовольствие видеть, что индусский министр завтракает за столом, во главе которого сидит жена министра-мусульманина.

Из Хайдерабада я самолетом вылетел в Мадрас, где меня встретил мой старый друг Виджьярагхаван, с которым я познакомился восемнадцать лет тому назад в Англии; позднее он бывал у нас дома в Америке. В те времена это был худой юноша, скрывающий традиционный хохолок брамина под белоснежным тюрбаном, которым играли мои две маленькие дочки. Виджьярагхаван произвел на них настолько сильное впечатление, что они, кажется, даже назвали одну из своих кукол его именем. В 1952 году Виджьярагхаван был у нас снова, на этот раз без тюрбана, так как у него больше не было хохолка, который надо было прятать. Взрослые Барбара и Пегги относились к нему с таким же обожанием, как в детстве.

В Мадрасе Виджьярагхаван был моим добрым товарищем, хозяином и советчиком; хотя я остановился не у него, а в гостинице, мы целые дни проводили вместе и я даже несколько раз обедал у него дома. Когда я задумывался над тем, что по индусским понятиям я mle chchha — пария и что любой брамин прошлого поколения считал бы себя оскверненным одним только моим присутствием во время его трапезы, я понимал, какую честь мне оказывают и как далеко простирается дружеское расположение Виджьярагхавана. На заре мы обычно ходили плавать и наслаждались великолепным прибоем Индийского океана; Виджьярагхаван приводил с собой дочь и маленького внука.

Я прочел лекцию в институте, где работал Виджьярагхаван, и познакомился с несколькими его друзьями, которые мне очень понравились. Дружелюбие и сердечность мадрасской интеллигенции произвели на меня самое приятное впечатление. Моя лекция, прочитанная перед друзьями Виджьярагхавана, была посвящена заводам-автоматам и влиянию, которое они, быть может, окажут на будущее Индии. Мне кажется, что на этой лекции только я был одет в европейскую одежду.