Я, маг! - [14]

Идиллию нарушали люди. Хмурые селяне смотрели на одинокого всадника с удивлением, а города и замки Харальд старался объезжать, помня об алчности родовитых и их стражников.

Но если тело и душа переносили путешествие наилучшим образом, то одежда и обувь нуждались в замене, и в один не очень прекрасный день Харальд скрепя сердце не стал сворачивать с большака, ведущего к очередному городу, и вскоре из-за поворота показались темные башни крепостной стены.

Подъехав ближе, путешественник обнаружил, что меж башен имеются открытые ворота, охраняемые некоторым количеством стражников, а над зубцами, высоко-высоко, вьется по ветру стяг с изображением золотого цвета лисьей морды на синем поле. Помянув добрым словом наставления по геральдике, что некогда казались столь нудными, Харалъд вспомнил, что Золотой Лис – герб рода фон Вархи, что приходится вассалом Владетелю Иссахару.

Стражники встретили странника неприветливо. Едва Харальд появился в воротах, его окликнули:

– Эй, ты, на гнедом жеребце, стой! Харальд медленно повернул голову, спросил надменно:

– В чем дело?

Стражники на горделивый тон не отреагировали никак. Золотой Лис равнодушно смотрел с синих накидок, что носят поверх панцирей, на красных толстых рожах гуляли свирепые ухмылки.

– Кто таков, и по какому делу? – подошедший к Харальду детина, судя по всему – десятник, так разил чесноком и пивом, что конь испуганно всхрапнул. Глаза доблестного воина, цвета протершейся медвежьей шкуры, смотрели тупо, в них угадывалось лишь одно – алчность.

– Харальд из Фенри, – ответил юноша, назвав в качестве места проживания ближайший к родному замку город. – Путешествую по собственной надобности.

– Ага, – детина осклабился, испустив новую волну аромата, такую, что поморщился бы и демон. Харальд усидел в седле с изрядным трудом. – Но в славном городе Гандри не положено ездить верхом и за въезд полагается пошлина.

Харальд нахмурился. Врожденная гордость, спесь родовитого, впитанная с молоком, бунтовала, не желая смириться с тем, чтобы кто-то, пусть даже имеющий на это право, что-то запрещает!

Одолеть гордыню удалось с изрядным трудом. Сжав зубы, Харальд спрыгнул с коня.

– Сколько? – спросил брезгливо, словно разговаривал с болотной жабой.

– С простого человека я бы спросил серебряную монету, – Десятник с ужасающим хрустом поскреб подбородок, заросший густой черной щетиной, – Но со столь родовитого не могу не взять золотой.

За спиной десятника загоготали дружки. Путник молчал, и это подвигло остроумца на новую шутку.

– А коли нечем заплатить, – багровое лицо украсила щербатая улыбка, – то мы не неволим, силой в город не тащим.

Стражники захохотали вновь, но смех их почти сразу стих, потому что приезжий с белыми, словно молоком облитыми волосами оказался очень близко от десятника Голубые глаза горели гневом, а в руках пришелец держал меч, настоящий, из хорошей стали, что стоит больше, чем обученный для боя конь. Голос беловолосого был холоден, словно лед. – Ты прав, доблестный страж. – сказал он сквозь зубы. – Я человек родовитый, и поэтому заплачу. Будь я попроще, то перерезал бы тебе глотку.

Меч исчез в ножнах, в серую пыль шмякнулась золотая монета, и стражники с облегчением перевели дух. Светловолосый, ведя на поводу лошадь, вошел в город, а несколько струхнувший десятник долго глядел ему вслед, гадая, с кем ему пришлось иметь дело. Одет не в новое, да и путешествует без свиты. А родовитый, даже самый завалящий, без слуг из замка носу не покажет. Но меч! В оружии десятник толк понимал.

Решил, что встретился с наемником, выходцем из знатной семьи, зарабатывающим на жизнь клинком. Придя к такому выводу, вздохнул с облегчением. Наемники славятся вспыльчивостью и жестокостью. Мог жадный десятник и без руки остаться, и без ноги...

Город принял путника в необъемное каменное чрево и мгновенно переварил, словно огромная сова мышку. Улицы кишели народом, и пробираться удавалось с большим трудом. Над толпой стоял неумолкающий крик и скрип телег, пахло нечистотами, откуда-то, похоже, что с улицы шорников, доносился резкий аромат кож. Бродячие собаки, наглые и тощие путались под ногами.

Харальд зашел к портному, затем к сапожнику, напоследок посетил цирюльника. Переодевшись в новое, почувствовал себя человеком, но кошелек при этом существенно отощал. Напоминавший при выезде из дома брюхо обжоры после трапезы, теперь он походил на утробу нишего. Несколько монет еще таились в его глубинах, но проехать на эти деньги несколько сот верст, что остались до резиденции сюзерена хозяев славного города Гандри, никак не получится.

Обуреваемый мрачными мыслями, Харальд зашел в корчму. После залитой солнцем улицы здесь показалось темно, зато запахи витали более приятные – мяса и каши.

Устроился за столиком у стены и вскоре получил большую кружку пива с белоснежной шапкой пены.

Напиток оказался хорош, он отдавал хмелем и отвлек Харальда от забот насущных.

Когда он сделал несколько глотков, входная дверь хлопнула, и лавки около соседнего стола заскрипели под тяжестью вновь прибывших. Харальд посмотрел в их сторону: двое дородных, осанистых мужчин, украшенных окладистыми бородами и шитыми золотом поясами. Скорее всего, купцы. Третий – смуглый и поджарый, с изогнутым мечом на поясе – охранник.