- Меня, - бьет себя в грудь Крайнинг, - меня, талантливого репортера, принуждал к очковтирательству!
- Ха, талант! С такими-то прыщами?
Я с улыбкой требую газету.
- А че читать-то, - бормочет алкоголик с авоськой, - подох да подох, туда тебе и дорога. Больше не будешь бумагу переводить, суслик косноязычный!
Простите, но в этот момент мне стало невтерпеж. Это я-то косноязычный? Я сделал страшное лицо.
- Ну че кривляешься, морда, - дышит перегаром алкоголик, - ну-ка вычеркни, попробуй. Ты же готов, сдох, понял?
Неприятный оборот. Этого я не предусмотрел. Надо что-то делать, иначе, судя по их лицам, кирпич покажется разминкой. Какая изнанка у славы! Но есть идея. Я многозначительно улыбаюсь, что их бесит, и задаю свой неотразимый вопрос:
- Начало читали?
- Читали, читали, - гудят они, надвигаясь.
- Плащ я снял?
- Снял, снял, - тычет костылем мне в грудь Вудпекер, но я изысканно вежлив:
- Так утритесь, олигофрены! Шляпа-то на мне! - И я непринужденно снимаю ее. Конечно, внутри шляпы прочная пластиковая касочка, в которой кирпич и застрял. Видели бы вы их лица! Они не сомневались, что я сейчас начну вычеркивать налево-направо. Как они сжались и посерели, бедолаги! Но я великодушен. Я на вершине славы - что мне еще надо? Крайнинг напевает мне на ухо что-то подхалимское, но я брезгливо отстраняюсь. Сейчас он побежит топиться, а я пока спокойно прочту-таки некролог. Тонконогая дамочка немедленно подает мне свежезаплаканную газету.
И тут что-то знакомое падает мне на голову. Ощупав рукой, убеждаюсь, что в моем черепе завяз кирпич. Ай да Вудпекер, ай да молодец! Не смотри, что инвалид! Мне становится смешно. И окружающие сразу повеселели. Чуют поживу, воронье! Я поднимаю голову и весело кричу труженику кирпича:
- Поздно, Вудпекер! Рассказ давно закончен!
Ответом мне служит его слабое завывание.
Я надеваю шляпу, подхватываю тонконогую дамочку под локоток и гордо удаляюсь сквозь смятенную толпу.
