Павел Сенников
Гори, гори ясно...
7
Ворочаясь, нашел
Бессонницы причину:
Пора вставать.
Отори Садакадзу очнулся в 7:46 и сразу сел, растирая лицо ладонями. Он ощутил боль и некоторое время напряженно рассматривал ранку под ногтем короткого пухлого пальца. Сознание медленно возвращалось к нему. Наконец он вспомнил, как вчера при подстригании ногтей его поранила нетерпеливая медсестра. Сейчас затянувшаяся было ранка раскрылась и из нее вытекла капля вялой крови. Отори сунул палец в рот и тут же вынул. Он вспомнил еще одну вещь, приключившуюся вчера.
Отори отломал кусочек кроватной пружины и выпрямил его пальцами. Получилась вполне упругая проволочка, которой он вычистил ногти, тогда еще не остриженные. Затем ковырял ею в различных щелях и наконец уселся на пол выковыривать мусор, забившийся под плинтуса. Отори начал работу от двери и, двигаясь последовательно, намеревался дверью и закончить. Когда же он добрался до угла, проволочка выгребла тонкий короткий предмет желтого цвета с таким традиционным коричневым утолщением на одном конце, что Отори мгновенно опознал в предмете спичку. Обычную пластиковую спичку страшнейшую ныне вещь. Вздрогнув, он сразу спрятал ее в кулак, и никто из больных ничего не заметил. Для вида он было продолжил работу, но разволновался и, не в силах усидеть, поднялся с пола и пошел в уборную. Выждав, пока не остался в одиночестве, он вынул палочку и подробно осмотрел ее.
Это была самая настоящая спичка! Отори даже застонал от страха и восторга. Она была целехонька, и Отори знал, что может зажечь ее обо, что угодно - пол, стену, даже зубы. Но Отори не стал делать этого, хотя руки нестерпимо чесались сделать Огонь. Отори снова спрятал находку и спокойной походкой отправился обедать, благо подошло время. И никому-никому ничего не сказал. А остаток дня провел как в полусне - столь сильным было впечатление от происшедшего.
6
Где Питерава?
Туман все поглотил. Лишь
Воспоминанья...
Отори быстро оглянулся - не наблюдает ли кто за ним, и судорожно ощупал нагрудный карман. Удостоверившись, что спичка на месте и не плод фантазий его больной психики, он подошел к окну.
Ближние дома за станцией были хорошо видны, но дальше все тонуло в голубом тумане, и транспаранты тоже тонули в нем. О солнце в небе можно было только догадываться.
На воле время утреннего подъема - в семь, часом раньше, чем в больнице, и по улицам торопливо шли на станцию граждане. Они несли с собою ведра, лопаты и пухлые сумки. Полдня они будут трудиться на своих предприятиях и в офисах, а полдня копать ямы под саженцы и бегать взад-вперед с ведрами.
Дурацкая затея. Просто психоз повальный.
Неслышно прошла Магнитка. С пуском городской атомной они стали ходить не дважды в день, а каждые полчаса. Конечно, особой необходимости в этом не было. Отори усматривал здесь пропагандистский жест городских властей. Дескать, не все еще так плохо. Смешно подумать.
Автоматически включилось радио. Бодрый голос где-то произнес: "Восемь часов", - и всепроникающие волны разнесли эти слова по миллионам приемников. Больные, привыкшие вставать по радио, потянулись к выходу. Отори тоже пошел умываться.
За завтраком, когда он без воодушевления жевал безвкусную синтетическую пищу, его хлопнули по плечу. Зная, кто это, он напрягся, но не обернулся. Только торопливо проглотил кусок.
- Приятного аппетита, Отори, - гадким голосом произнес Марио, его вечный недруг и гонитель, небрежно садясь на шаткий столик. - Что-то ты неприветлив сегодня, - он участливо потрепал Отори по щеке. - Как мой компот поживает? Я вижу, ты уже отхлебнул малость.
- Ну, отхлебнул, - Отори сжал ложку, - это же мой компот!
- Ой ли? - поразился Марио. - Я-то думал, ты мне подарил его. Ну, друг, даешь!
Отори бессильно наблюдал, как Марио эффектно, двумя пальцами взял стакан и, смакуя, выпил содержимое. Протест, как всегда, проснулся, лишь когда Марио поставил стакан прямо ему в тарелку.
- Марио, - дрожа от страха и отчаяния, выдавил Отори, - ты же знаешь, что убиваешь меня. Ты разрушаешь мой организм, лишая его компота. Я и так уже еле ноги передвигаю. Человек не может жить на одной синтетике! Одноразовая ложка хрустнула в его руке.
- Ну, зато это дает тебе некоторые преимущества. Например, сегодня я не буду бить тебя.
- А ты и не должен бить меня! Я свободный человек!
- Вот сейчас получишь по голове - и вся свобода, понял?
Отори зарыдал, душимый слезами и бессилием.
На процедурах медсестра Соня, молодая, упругая, некрасивая, внимательно глядя в его заплаканные глаза, спросила, что с ним случилось.
- Ничего, - побледнел Отори.
- Может, тебя кто обидел? - не унималась Соня.
- Нет, - отрезал Отори, бледнея еще больше. О жалобе не могло быть и речи. Однажды он пожаловался, и с тех пор Марио пьет его компот.
- Просто я вспомнил дом.
И тут он действительно вспомнил дом.
- Он у меня большой, светлый. Но это было давно.
- Он был сгораемый? - поинтересовалась Соня.
- Да. В восьмисотом квартале.
- А-а. Теперь там свалка.
- Свалка? - дрогнул голос Отори.
- Ну, ты же знаешь, каким пожароопасным был этот квартал. Его, кстати, не сносили - лишь обнесли стеной и устроили свалку. Пять лет назад. Куча уже изрядная - под двадцать ростов высотой. А чтоб ее не разносил ветер, опрыскивают клейстером. Что с тобой? Эй, Отори, все нормально?
